Стоим на страже - [85]

— Что это тебе даст? — Алышев посмотрел на командира корабля.

— Читаю свободно.

Подключили аппаратуру звукоподводной связи. Последовал металлический скрежет, затем вроде бы волна прошипела и улеглась, донесся четкий, спокойный звук обыкновенного человеческого голоса. Ко всему привыкшие подводники восприняли его как чудо.

— «Нерпа», я «Секач», я «Секач»… На связь. Прием!

— Отвечай, — Алышев нетерпеливо подтолкнул старшину. Чичкан начал в низком регистре:

— «Секач», я «Нерпа». На связи. Прием.

В наушниках послышалось:

— У аппарата старший «Секача». Прошу соединить меня с командиром.

Лейтенант Краснощеков подал Кедрачеву-Митрофанову массивную трубку.

— Слушаю вас!

— Здравствуйте! Передайте всем привет.

— Спасибо. Как наверху?

— Темно… И пуржит.

— Зато у нас благодать. — Командир прервался, помолчал какое-то время. Все почему-то стали прислушиваться к шуму вентиляторов, которого раньше никто не замечал.

— Не наведаетесь? — спросили сверху.

— Не велено. Да и окон нет.

— Ну, окошко мы вам прорубим!

— Спасибо. В другой раз.

— Думали, что вы антоновки нам привезли.

— Неужели витамины на исходе?

— Витаминов хватает, но все «оранж» да «оранж» — алжирский, итальянский. Сладко! Антоновки бы кисленькой, чтоб во рту защипало!

— Не прихватили.

— Надолго к нам?

— Повисим немного…

Алышев потянулся обеими руками, взял трубку у командира лодки, изменившимся голосом позвал:

— Борис, ты?.. Алышев говорит!

— Виктор Устинович?

— Он самый.

— Чудеса-а-а!

В самом деле, невероятно: где-то там, наверху, в ином мире, бушует пурга, темень навалилась на льдину. В серой мгле затерянно стоит палаточно-щитовой домишко. В нем люди, отважные души, забубенные головы. Забрались в такую даль, в такую стынь. Безмолвная периферия, чертовы кулички. Кажется, ни на собаках не доскакать, ни самолетом не достичь. И вот гляди ж ты, из глубины, из темноты, из еще более мертвого безмолвия подходит сказочный наутилус, делится новостями, дружеским теплом.

— Чудеса! Были рядом и не повидались.

— Служба, милый мой Бориска. После твоей ледовой вахты надо бы нам встретиться где-нибудь в более теплом краю. Балтику-то помнишь?

— Балтика солью проступает на тельняшке.

— То-то!..

Давным-давно они служили вместе на одном миноносце.

Алексей Плотников БУШЛАТ НА ВЫРОСТ Рассказ

К новому пополнению я всегда выхожу в парадной тужурке. Чтобы молодым морякам надолго запомнилась первая встреча с командиром, чтобы светлее и праздничнее стало у каждого из них на душе.

Вот и тогда я на мгновение задержался около настенного зеркала в коридоре, поправил серебристую лодочку на правой стороне груди, потянул вниз козырек фуражки — словом, принял внушительный командирский вид.

Новички выстроились в одну шеренгу на пирсе. Чуть в стороне аккуратно уложены чемоданы и вещмешки.

— Здравия желаем, товарищ капитан третьего ранга! — негромко, но дружно ответили они на мое приветствие.

Я прошелся вдоль строя. Матросы по-уставному называли свои фамилии, легонько, словно опасаясь повредить, жали мою руку и снова принимали положение «смирно».

Только левофланговому я сам осторожно пожал руку. Невысокий, с острыми мальчишескими ключицами, он показался мне пацаном, случайно затесавшимся в этот строй богатырей.

— Матрос Яров, — чуть слышно произнес он и залился румянцем.

После церемонии представления полагается «тронная» командирская речь. Тоже очень серьезный момент, ведь народ на флот приходит грамотный, техникумом теперь никого не удивишь, нередко даже институтский ромбик на матросской форменке, авторитет у них надо завоевывать с первого слова.

— Товарищи матросы! — сказал я. — Приветствую вас на пороге вашего нового дома. Приветствую и лично сам, и от имени старожилов этого дома — отныне ваших боевых товарищей. Конечно, у каждого из вас где-то остался собственный дом, который вы временно покинули. Но в нем вы отвечали сами за себя, теперь же ваша жизнь будет идти по незыблемому закону морского братства: один за всех и все за одного! В новом доме у вас вместо крыши — многометровая толща воды. Но это не менее надежное жилище, чем то, которое вы оставили на земле. И залогом его надежности будут служить ваше мастерство, ваша смекалка и боевая выучка. Так входите же в этот дом не гостями, а хозяевами!

Возможно, не шибко складной получилась моя «тронная» речь, но мне показалось, что на новичков она произвела впечатление. Я заметил, как посерьезнело лицо у левофлангового. Непроизвольно я все время смотрел на него.

Потом мы провели молодых матросов к причалу, возле которого стояла наша, с белой вязью бортового номера, подводная лодка. Поочередно они поднимались на ее неширокую палубу, отдавая честь кормовому флагу.

Настроение и у меня самого было приподнятым. Но перед обедом мне его испортил наш боцман мичман Великий.

— Чуете, товарищ командир, — возмущенно запыхтел он, — какой «кадр» подсунули нам комплектовщики? Тот шкет с левого фланга, Яров его фамилия, оказывается, рулевой-сигнальщик!

— Ну и что?

— Да разве высидит он вахту в «орлином гнезде» на ветру и в сырости? Сразу сто хвороб схватит! Ему, наверное, батька с мамкой калоши не дозволяли самому надевать. Может, переведем в вестовые, товарищ командир?