Сто суток войны - [134]

Интересное совпадение: генерал-лейтенант Василий Филиппович Герасименко, сменивший тогда, в июле сорок первого года, раненого Ремезова на посту командующего 13-й армией, тоже упоминается в сводках Информбюро в связи с освобождением нами Ростова, но уже в 1943 году: «Сегодня, 14 февраля, сломав упорное сопротивление противника, наши войска овладели городом Ростов-на-Дону. В боях за Ростов отличились войска генерал-лейтенанта товарища Герасименко В. Ф.».

Александр Васильевич Петрушевский был по-прежнему начальником штаба 13-й армии в июле 1943 года, в те дни, когда она, воюя в составе войск Центрального фронта, сыграла главную роль в отражении удара немцев на северном фасе Курской дуги под Понырями и Малоархангельском. К тому времени ею уже командовал генерал-полковник Николай Павлович Пухов. Под его командованием она и закончила войну 9 мая 1945 года, вместе с танкистами Рыбалко и Лелюшенко ворвавшись в Прагу.

Член Военного Совета 13-й армии бригадный комиссар Порфирий Сергеевич Фурт, с которым мы встретились в лесу под Чаусами, впоследствии, когда был отменен институт комиссаров, перешел на строевую работу и воевал, командуя сначала 112-й, а затем 4-й стрелковой дивизией. Приводя в записках жестокий разговор Фурта с полковым комиссаром, потерявшим свою дивизию, я ошибочно упоминаю, что это был комиссар 55-й дивизии. 55-я дивизия действовала не здесь, а южнее в составе соседней 21-й армии, и, по многим документальным свидетельствам, действовала неплохо, а ее комиссар никак не мог оказаться в тот день в Чаусах. Очевидно, упомянутый мною человек был из какой-то другой дивизии, но, откровенно говоря, в данном случае у меня не возникло особого желания уточнять, из какой именно.

>39 «…но представить себе, что немцы в Смоленске… мы не могли»

Немцы овладели Смоленском именно в тот день, 16 июля, когда мы пробовали добраться туда из Рославля.

В донесении Западного фронта, посланном в Ставку на следующий день, 17-го, говорилось: «Противник за 16–17.VII развивает энергичные действия по завершению своего выхода основными группировками к Смоленску… Армии Западного фронта, не успев сосредоточиться, ведут тяжелые бои, отбивая попытки противника овладеть городом Смоленск». В «Журнале боевых действий войск Западного фронта» за этот же день, 17 июля, записано:

«Государственный комитет обороны отметил своим специальным приказом, что командный состав частей Западного фронта проникнут эвакуационным настроением и легко относится к вопросу об отходе войск от Смоленска и сдаче его врагу. Если эти настроения соответствуют действительности, то подобные настроения среди командного состава Государственный комитет обороны считает преступлением, граничащим с прямой изменой родине.

Государственный комитет обороны приказал:

а) пресечь железной рукой подобные настроения, порочащие знамя Красной Армии;

б) город Смоленск ни в коем случае не сдавать врагу.

Приказываю: командующему 16-й армии генералу Лукину, используя все силы и средства в районе Смоленска… упорной круговой обороной Смоленска не допустить захвата его противником».

На самом деле оба документа уже на сутки отставали от событий. Немцы были в Смоленске и начинали продвигаться за Смоленск, и 16-я армия генерала М. Ф. Лукина только после ожесточенных боев выбила противника из северной части города. Бои в черте города продолжались до 28 июля, когда под сильными фланговыми ударами немцев частям 16-й армии и действовавшей вместе с ней 20-й армии пришлось прекратить контрнаступление на Смоленск и с тяжелыми боями вырываться из окружения.

Шестнадцатое июля было только началом всех этих крупных по масштабу и драматических по характеру событии.

>40 «…неужели они придут сюда?»

Мы думали об этом по дороге из Рославля на Юхнов. Под влиянием всего пережитого за предыдущие дни нам казалось, что это может вот-вот случиться. На самом деле это случилось далеко не так скоро. Прошла еще неделя, а Рославль не только оставался в наших руках, но наши войска даже нанесли оттуда сильный контрудар по немцам в направлении Смоленска. И это тоже было частью развернувшегося Смоленского сражения.

>41 «— Ребята, а ведь выбрались, а?»

Поездка под Могилев была моим последним совместным фронтовым путешествием с водителем нашего «пикапа» Павлом Ивановичем Боровковым. Пожалуй, в записках я был не совсем справедлив к нему. По молодости лет мне тогда больше бросались в глаза его недостатки — некоторая опасливость при движении по неизвестной дороге, особенно в сторону противника, и порой излишняя быстрота реакций даже при отдаленном гуле самолетов. В общем, Павел Иванович, несомненно, был человеком более осмотрительным и осторожным, чем некоторые из нас, и это казалось мне тогда его большим грехом. Но я не написал в записках о другой, куда более важной стороне характера нашего водителя. Он нервничал при бомбежках и обстрелах, но был непоколебим в своем отношении к вверенной ему машине. Он считал, что раз он за рулем, машина должна нас вывезти откуда угодно. И хотя в последние дни машина ломалась, скрипела и корежилась, хотя ему пришлось подпирать сосновым колом готовый вывалиться мотор, он ни на минуту не допускал мысли, что можно оставить где-то эту еле дышавшую машину и добираться пешком. Он был великолепным шофером, непоколебимо верившим в себя и в доверенную ему технику, и кто знает, может быть, именно это в конце концов и дало возможность Трошкину сказать: «Ребята, а ведь выбрались, а?».