Сто монет - [34]

Ханов положил трубку и вопросительно посмотрел на секретаршу.

— Ну, что там ещё?

— Обе хлопкоуборочные машины, отправленные в колхоз «Берекет», прибыли на место. Только одна из них то ли сломалась по дороге, то ли ещё что, но завести её никак не удаётся.

— Она, уважаемая, не по дороге сломалась, она, наверно, вообще никуда не годится! — назидательно проговорил председатель райисполкома. — А что. — спохватился он, — разве перед отправкой главный инженер управления не проверял их?

— Кажется, проверял.

— Если бы проверял, такого бы не случилось…

Ах, бездельник! Сейчас же позвони ему и скажи — пусть немедленно едет и сам исправляет на месте.

Секретарша робко посмотрела на ручные часы.

— Удастся ли найти его теперь?

— Разыщи! Я ведь приказал в дни уборки никому никуда не отлучаться.

— Вы-то приказали, — едва слышно проговорила женщина, — да только люди… Они говорят, что если уж в приказном порядке, так на то у них есть свой начальник.

— Кто же это для них начальник? Не тот ли увалень, по фамилии Сапалыев? Смешно, честное слово! В районе один начальник — Ханов! И пусть они это зарубят себе на носу. Любой, кто меня ослушается, всю жизнь потом жалеть будет… Словом, найти и обязать!

— Хорошо, товарищ Ханов. Найду и обяжу.

— И пусть сам исправит! — Ханов предостерегающе поднял палец. — Ясно?

— Да, товарищ Ханов.

— Давай, что там ещё?

— Приходила жена того механика из «Сельхозтехники», которого все зовут Лысый Ширли.

— Ох, и надоела мне эта баба, — досадливо сморщился Ханов. — У этого Лысого золотые руки, а не то я бы и его в два счёта выгнал… А зачем она приходила?

— Не знаю. Вообще-то вид у неё был очень расстроенный. Но я думала, что вы сегодня уже не придёте, и кое-как спровадила её.

— Умно сделала! — снисходительно одобрил он. — Знаешь что, ты эту скандалистку больше ко мне не пускай. Если у неё нелады с мужем, пусть обращается в суд, в милицию, наконец, в райком. А у нас и своих забот хватает. Незачем нам встревать в семейные дрязги… Ладно!.. Докладывай дальше.

Секретарша снова заглянула в блокнот, но ещё не успела ничего сказать, как из приёмной донёсся странный шум, будто там произошла короткая схватка.

— В чём дело? — спросил Ханов, сердито глянув в ту сторону.

В этот момент дверь с треском распахнулась и миловидная полнеющая женщина с толстыми косами, уложенными вокруг головы, с силой втолкнула в кабинет неуклюжего бородатого мужчину в комбинезоне, испещрённом пятнами мазута.

— Что это значит, Ширли? — строго спросил председатель райисполкома.

Но бородатый, казалось, не слышал. Он рвался назад и упрашивал женщину:

— Оваданджан! Если ты мне жена, умоляю, не позорь меня!

Не обращая внимания на просьбы мужа, Овадан загородила, собою выход и решительно заявила Ханову:

— Либо вы наставите его на путь истинный и сделаете человеком, либо я обольюсь керосином и подожгу себя!..

При этом она неожиданно всхлипнула.

Ханов терпеть не мог женских слёз и решил сразу разделаться с непрошенной посетительницей.

— Если ты, молодуха, и впрямь хочешь поджечь себя — валяй, только не здесь! Ты что, не нашла другого места?

— Не нашла! — отрезала Овадан. — Чем кричать на меня, лучше повлияй на моего мужа. А не то сгорю…

И она опять беспомощно всхлипнула.

«Да, была бы ты моей женой, уж я бы нашёл на тебя управу!» — подумал Ханов и без всякого выражения сказал:

— Ну что ж, гори. Тебе ведь не требуется моего разрешения…

— Нет, требуется! — со всей решительностью заявила женщина, и, шурша своим новым платьем из кетени, угрожающе надвинулась ка председателя райисполкома. — Знай, если я себя подожгу, то и тебе не жить в этом мире. Уж я так сделаю, что и твоей жене придётся тебя оплакивать…

— А ну, замолчи! — рявкнул Ханов и хватил по столу своим огромным кулачищем. — Не смей поминать мою жену, тебе до неё нет дела!

— Нет — так будет! — победно упёрла руки в бока Овадан и насмешливо покачалась ка носках. — Это тебе нет дела до моего мужа. Почему позволяешь ему бить поклоны и читать молитвы?

— А при чём тут я?

— А при том, что не воспитываешь его! Разве этот бесстыдник стал бы совершать намаз, если бы ты ему запретил? Как начальника тебя прошу — взнуздай его покрепче, прими меры. Он же не человек! Развесил по лицу свою бороду, как торбу лошадиную, и каждый день по пять раз позорит меня перед людьми! Хоть бы разок пропустил — так нет! Аккуратный! А мне каково? Стоит только выйти на улицу, кругом смех. Паршивые бабы, которые мне и в подмётки не годятся, и те хохочут. А придёшь на работу — тоже хихикают: мол, как поживает твой набожный муженёк? Мне теперь из-за этого дурака никуда показаться нельзя…

— Ширли, это верно? — обратился Ханов к механику.

— Ай, Каландар-ага, вредная баба, а вы её слушаете.

Лысый Ширли сидел у краешка стола и не поднимал глаз.

— Обещай мне при начальнике! — Овадан схватила съёжившегося мужа за шиворот. — Обещай, что с сегодняшнего дня кончаешь с намазом навсегда! Слышишь? — завизжала она.

— А ну, довольно!.. — поднялся Ханов.

— Нет, не довольно! — Овадан отпустила мужа и ударила по столу пухлым кулачком. — Либо ты заставишь его позабыть про намаз, либо я подожгу себя! — бойко проговорила она свой ультиматум.