Сто монет - [18]

— Тебя ведь, папа, считают человеком уравновешенным, рассудительным, а ты…

— Хватит! — взорвался Тойли Мерген и едва не наскочил на жену, которая появилась в дверях с чаем.

— Что за шум, Тойли? — заворчала она. — Можно же и по-человечески спорить. Стоит ребёнку слово сказать, как ты сразу норовишь его обидеть…

— Хорош ребёнок! Да я в его возрасте в атаку ходил.

— Чуть что — он ту проклятую войну вспоминает! — неодобрительно покачала головой Акнабат. — Тогда одно время было, теперь — другое. Сейчас незачем в штыки ходить. А не дай бог, придётся воевать, наш Аманджан тоже себя покажет.

— Хорошо бы ты, мать, не совалась в такие дела, — попытался отбиться от жены Тойли Мерген. — Стоящий человек всегда воюет, даже когда не льётся кровь и не гремят пушки.

— Ну, и воюй себе, коли так.

— Ты, мама, не обижайся, — неожиданно принял сторону отца Аман. — Папа правильно говорит.

— А что ты думаешь, — уже добродушно посмотрел на жену Тойли Мерген. — И буду воевать! Рано мне сдаваться… Ну, а ты чего нос повесил? — так же, по-доброму обратился он к сыну.

— У меня к тебе просьба, папа, — нерешительно начал Аман.

— Говори, какая.

— Не ходи по начальству, пока оно само к тебе не обратится. Заставь уважать себя, не обивай зря пороги. Предложат стоящую работу — соглашайся, а нет — плюнь на всё…

— Это на кого же ты мне предлагаешь плюнуть? — снова побелел от гнева Тойли Мерген. — На самого себя, что ли?

— Ну, вот, отец, опять ты глотку дерёшь, — попыталась вмешаться Акнабат.

— Ты погоди, — отстранил, он жену и угрожающе навис над сыном. — Пусть он мне ответит, на кого я должен плюнуть!

Чтобы не раздражать отца, Аман, вместо ответа, поднялся:

— Я поехал, папа.

— Давно бы так!.. А то придумал — «плюнь»… — всё ещё бушевал Тойли.

Но едва Аман вышел за порог, как Тойли Мерген сразу сник. В тот вечер он ещё долго сидел, погружённый в свои невесёлые думы, и курил сигарету за сигаретой.

Давно уже Акнабат ушла спать, а он всё размышлял над своей судьбой. Ему казалось, что теперь дальнейшая его жизнь целиком зависит от двух людей — Мухаммеда Карлыева и Каландара Ханова. Конечно, рассчитывать на помощь Ханова не приходится — от такого не поддержки следует ждать, а скорее подвоха. Ведь и секретарь райкома тоже хорош. Ну, допустим, ты, Тойли Мерген, сгоряча и согласился пойти в ателье. Но ведь Карлыев-то ни при каких обстоятельствах не должен был тебя туда пускать! Может, он посчитал, что ты уже человек конченый, и просто решил таким образом от тебя отделаться? Но тогда зачем же он потратил на тебя столько времени, зачем душевно разговаривал с тобой, угощал чаем? Неужто всё только для того, чтобы избавиться от человека втихую? Нет, не похоже. Скорее он всё-таки хотел сделать как лучше…

И над чем только приходится иной раз ломать голову! Эдак недолго и мнительным стать. Ещё бы! Если уж и такие, как Мухаммед Карлыев, начнут лукавить — прощай, истина, прощай, добро… Ну, что ты, Тойли Мерген! Одумайся! Как бы там ни было, а в мире хороших людей больше, чем плохих. Разве не это убеждение привело тебя в трудную минуту к секретарю райкома? Никогда не отказывайся от веры в человека. Стой на этом до конца, даже если тебе будет грозить смерть, даже если тебя будут живьём закапывать в землю! Что бы с тобой ни приключилось, знай — в конце концов всё равно победит справедливость. И друзьям доверяй. Только пустые люди чуть что готовы отказаться от своих убеждений и сменить друзей.

Ну да ладно, пора ложиться — утро вечера мудренее. Может, завтра другим ветром пахнет…

Добрые надежды всегда придают человеку силы. Тойли Мерген лёг спать с чувством душевного просветления. Но сердце почему-то никак не хотело успокаиваться, и он долго ещё не мог уснуть.

IV

Будучи председателем, Тойли Мерген старался зря людей не тормошить. Если работа на участке налажена, значит, там и без него обойдутся. В таких случаях он ограничивался тем, что время от времени вызывал в правление старшего по этому участку я осведомлялся:

— Как идут дела? Какие испытываете трудности? Какая нужна помощь?

Когда при этом обнаруживались серьёзные затруднения, он советовал, как поступить. Когда же сталкивался с мелкими неурядицами, решительно устранялся.

— Неужели я должен по пустякам во всё вмешиваться? — по-отечески наставлял он подчинённых. — На то у вас своя голова есть. Пора жить своим умом.

Конечно, на людей с чувством личной ответственности, хорошо понимающих свой долг, ставка председателя на самостоятельность действовала лишь благотворно. Но как в отаре редко обходится без какой-нибудь хромой овцы, так и в большом трудовом коллективе, каким был колхоз «Хлопкороб», не обошлось без людей, готовых извлечь личную выгоду из предоставленной им свободы действия. И если Тойли Мергену суждено было споткнуться, то не последнюю роль здесь сыграло именно это обстоятельство.

Шасолтан Назарова за тот год, что ей довелось работать рядом с Тойли Мергеном, хорошо постигла и сильные, и слабые стороны его руководства. В качестве парторга она иногда вежливо высказывала своё несогласие с его тактикой. Большего она себе позволить не могла — огромный авторитет Тойли Мергена, его общественный вес, его опыт как бы подавляли волю молодого агронома, ограничивали её инициативу.