Сто лет - [39]

— И трактир с водкой, — тихо вставила пасторша.

— Рыбаки — такие же люди, как мы. Им тоже иногда требуется выпить. Но давайте выпьем за Дрейера и за телеграф! — вмешался Корбё.

— Спасибо за честь! А еще выпьем за Юханнеса Крога, который не тратит время на пиры, а везет домой соль до начала шторма! Он всегда глядит в будущее и использует все возможности. Ему не нужны утки, когда можно заполнять бочонки рыбой. — Дрейер поднял бокал.

— Выпьем за хорошие цены и за румяных засольщиц! — хохотнул Берг.

— Да-да, и за весеннюю треску! Она станет нашей Америкой! — продекламировал телеграфист Корбё, встал и, как знаменитый актер, поклонился во все стороны.

Хозяин сам наполнил водкой рюмки гостей.

Потом они заговорили об этом безумце Свенде Фоюне, который уже третий год держит в Варангер-фьорде свое первое в мире китобойное судно, которое ведет промысел, не оставляя следов. Они снова выпили.

— Он собирается стрелять в китов из гарпунной пушки! — Берг покачал головой.

— О господи! — Урсула вытерла губы белоснежной салфеткой. Это была салфетка из приданого хозяйки дома.

— Но, прежде чем стрелять, этого кита еще нужно найти, — заметил хозяин.

— Не исключено, что рано или поздно победа окажется на его стороне, и тогда он будет первым в мире. Кто-то же должен идти впереди и показывать дорогу другим! — заявил молодой Корбё, сильно оживившийся после третьей рюмки.

— Но пушка! — Хозяйка дома поежилась.

— Так ведь и животное не маленькое, — напомнил смотритель маяка с кривой улыбкой.

Сара Сусанне представила себе, как заряд разрывается в теле животного. Как мясо, кровь и внутренности кита вываливаются в море.

— Все море будет окрашено кровью! — воскликнул пастор Йенсен, словно они увидели одну и ту же картину.

Их глаза встретились. Испуганные. Удивленные. Понимающие.

У пастора были покрасневшие скулы и орлиный нос. Борода скрывала рот, но ясно просматривался изгиб верхней губы. Темные волнистые волосы с проседью. У одного виска вилась смешная кисточка.

Мужчины с удивлением посмотрели на пастора, но промолчали. Да и что на это скажешь? В наступившей тишине, которая кому-то могла показаться тяжелой, хозяин перевел разговор на то, что пастор в свое время был депутатом стортинга от Нурланда.

— Вам предстоит еще много поездок в столицу? — спросил он у пастора.

Пастор моргнул несколько раз и передвинул десертную ложку.

— Не думаю, — ответил он. — Поездка в Кристианию не из легких, а политическая мельница мелет медленно. Из-за этого возникает чувство, что все усилия, направленные на то, чтобы улучшить жизнь у нас на Севере, совершенно напрасны.

— У пастора столько дел! — вздохнула его жена. — А ему, ко всем своим обязанностям, еще хочется заниматься живописью и писать философские сочинения.

Саре Сусанне слово "философия" показалось странным. Далеким от обычной жизни. Оно напоминало о древних мудрецах, которые, завернувшись в простыни, ходили среди белых колонн. Это было слишком далеко от того, что можно было ждать от человека, призванного крестить детей, венчать взрослых и провожать покойников в последний путь.

— Было много споров, в которых вы принимали участие, придерживаясь... как бы это лучше выразиться... не пасторской точки зрения, — хохотнул Берг.

— Вы имеете в виду прения о том, что чиновников следует освободить от обязательства принадлежать к государственной церкви? — спросил пастор, и его раскатистое бергенское "р" застряло у гостей в ушах.

— Трудно было ждать такого от пастора, — признался Дрейер.

— Да, наверное, в этом была доля провокации. Но с другой стороны, кто лучше пастора знает, как важно для человека быть честным, знает, во что люди верят и что они собой представляют. В обществе слишком много недомолвок и фальши. Можно прекрасно разбираться в политике, экономике и понимать, что важно для общества, даже не принадлежа к государственной, церкви.

Возникла тишина — возразить на это было нечем. В наступившей тишине хозяйка спросила у пасторской четы, как им нравится в Стейгене. Все обернулись к пасторше. Она сделала вид, что не заметила этого. Спокойно поддев вилкой кусочек картошки, она отправила его в рот.

— О, спасибо! Нам очень нравится! И детям, и нам с женой, — ответил пастор.

— Вот только люди выпускают свою скотину на пасторские земли! — неожиданно сказала пасторша.

— Я понимаю, из-за такого могут возникать ссоры, — вздохнула хозяйка и многозначительно оглядела своих гостей

Все улыбались. Кроме пасторши. Ее подбородок дерзко смотрел в комнату, темные глаза блестели. Красиво очерченные губы были крепко сжаты. Прямой пробор делил волосы строго на две половины. Прямой нос подчеркивал эту симметрию. Сегодня пасторша почти все время молчала. Несмотря на то что уже достаточно хорошо владела этим, на ее взгляд, нелогичным норвежским языком.

— Урсула герой, она прекрасно со всем справляется. С детьми... с хозяйством... — Пастор прикрыл рукой руку жены и долго не снимал ее. — Но сменить жилье не так-то просто, — сказал он наконец.

С ним все согласились, хотя из сидевших за столом мало кто имел опыт в подобных делах. Сара Сусанне о своем опыте помалкивала.