Сто лет полуночества - [11]
В начале октября, в бархатный, даже в некоторой степени вельветовый сезон, оставив за спиной городскую суету, с рюкзаками наперевес, небольшая группка молодых людей "десантировалась" на побережье, обозначенном на карте — "Малый Утриш".
Где же море? Выпрыгнув из автобуса на бесконечную пустынную дорогу, озираемся по сторонам. Кругом — темнота, сумерки и тишина. Наши фигуры, выстроенные в неровную цепочку, спускаются с крутого пригорка, растворяясь в серой шероховатой темноте. Воздух пьяняще чист и солоноват, а ещё как‑то необычайно свободен. Десять студентов ждут рассвета, чтобы начать длинный путь по кромке моря. На этом пути мы вряд ли встретим человека или зверя. В здешних безграничных просторах гости — большая редкость.
Утро наступило слишком неожиданно. Я моргнула — и вдруг увидела море. Серое утро и серое море. Узенькая полоска дикого пустынного пляжа, на которой мы разместились, поглощая консервы, а перед глазами — бескрайнее, прекрасное, темное, навевающее временами страх — море.
Скалистый берег, камни, ветер, шум волн. Три часа пешим ходом, шаг за шагом — вглубь природы, дальше и дальше от цивилизации.
"Привал! Всё, пришли!" — радостные возгласы, и скинуты рюкзаки с плеч.
Эта поляна, одинокий кусок леса близ морского берега, это мягкое сияющее солнце и подсоленный морем ветер снятся мне так часто, что, просыпаясь, я ощущаю соль на губах, а глаза "слепит" то ли от слез, то ли от солнца. Иногда вижу обрыв — резкий спуск с нашего пригорка. Карабкаясь по нему вниз, можно мгновенно оказаться на пляже, не тратя время на обходной путь. А чтобы спускаться и забираться обратно в наш лагерь было безопасно, к стоящему рядом с обрывом дереву привязана крепкая веревка.
Сколько дней провели мы в этом месте, где за пресной водой приходилось идти часа два к одинокому скалистому водопаду… Набрав живительной влаги в пластиковые бутыли, мы купались в природной "душевой" и отправлялись обратно, совершая бесчисленные "набеги" на море. В лагере уже горел костер и закипал котелок с растворимой китайской лапшой.
Сколько дней мы бродили по лесу, собирая деревяшки и хворостинки для костра, очищали берег от разного мусора, искали камешки счастья…
Время…Оно бежит неумолимо или тянется черепахой–долгожительницей. Цивилизация покорилась времени, бешеный ритм жизни научил людей драться за каждую минуту, расталкивая друг друга в погоне за успехом. Здесь, вдали от машин, магазинов, телевизоров и благоустроенных домов — время растворилось, потеряло всякий смысл.
Ни часов, ни минут. Только человек и природа. Бок о бок, иногда — глаза в глаза. Но самое поразительное происходит спустя несколько дней. Метаморфоза погружения человека в нецивилизованный рай завершается полной победой природы. Человек растворяется в её красоте и загадках, становится неотделимой ее частью.
Не догадываясь, что в октябре можно загореть и даже слегка обгореть, мы разглядываем в маленькое зеркальце свои облупившиеся носы и румяные щеки. А потом берем полотенца и спускаемся на пляж. Как всегда пусто. На многие километры дикого каменисто–скалистого берега только три веселые студентки шагают друг за дружкой, присматривая удобное место для купания. Опираясь рукой о рыже–коричневые остатки огромной скалы, мы идем, щуря глаза от поблескивания бескрайних просторов моря. Оно настоящее здесь — без буйков и волнорезов, катамаранов, вышек и толпы отдыхающих. Оно дикое, манящее, прекрасное своей первозданной, никем не тронутой, далекой красотой. Нецивилизованной красотой. Из‑за острого дна в воду приходится заходить прямо в шлепках. Но это — пустяк, ничто по сравнению с тем впечатлением, которое просто захлестывает, когда оказываешься в диких, необузданных волнах. Мгновение — шлепки скинуты и летят на берег. Еще один миг — и первое погружение с головой в соленое блаженство. Незаметно оказываешься далекодалеко от берега. Маленькие фигурки машут руками и что‑то кричат. Никакого страха и даже волнения. Лишь восторг. Ты и море. Ты и солнце. Ты и ветер.
Море манило, играло, оно открывало свои тайны, учило чувствовать и понимать его сущность. И, заплывая так далеко, что едва был виден берег, я становилась волной. Иногда плакала, пробуя на вкус морские капли вперемешку со слезами. Свою боль отдавая, выплакивала тоску и возвращалась на берег, падая на камни без сил. Усталость была не опустошенная, а наполненная звуками, мыслями, ощущениями. Всем, что окружало.
"Два бездонных океана глаз, океана глаз, океана глаз…" — напевает тихонько странный мотив подруга. Я шагаю следом за ней и, ни разу не слыша этой (как оказалось, модной) песни, подхватываю, следом присоединяется третья "певунья". И мы вместе "тянем": "…океана глаз, океана глаз…". Эта неизвестная песня, это "дикое" море, которого я никогда не видела (хотя каждое лето езжу на курорт), эта необыкновенная жизнь — что‑то произошло. Метаморфоза?…
С высоты своего пригорка смотрим, как гаснет еще один день. Он спускается прямо в соленую воду. Лазурно–бирюзовые волны меняют окраску на сероватую с черными впадинами. Тишина прерывается редкими репликами. Здесь не хочется разговаривать. Молчание окутывает души и мысли, словно в гипнозе, не можешь оторвать взгляд от трескучего костра. Что было, что будет — не важно. Есть этот день, плавно подводящий черту под своим существованием. Есть "сейчас", наполненное счастливой усталостью, вкусом морской соли, запахом костра. Есть "два бездонных океана глаз", приставучий мотив, звенящий в душе. И бездонные глаза напротив, тоже под гипнозом костра. Равнодушные глаза, о которых пытаюсь не думать, вслушиваясь в шепоток ночи.
Категорично деля восточные традиции на плохие и очень плохие, как то: молчащая женщина в черном хиджабе, террористы–арабы и бесконечные войны в Палестине и Ливане, что по сути, мы знаем о них? И что знают они о нас?Иноверцы друг для друга, с испуганным любопытством вглядываемся в чужую культуру, вслушиваемся в иноязычный молебен – и не слышим, не видим, не понимаем, а потому, отторгая – не принимаем. Два разных, кардинально противоположных мира боятся друг друга, и бьются не на жизнь, а на смерть…Но и колокольный малиновый перезвон, и протяжная молитва муэдзина взывают лишь к одному – к любви, миру и радости бытия.
И снова 6 июня, в день рождения Пушкина, на главной сцене Литературного фестиваля на Красной площади были объявлены шесть лауреатов премии «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Павла Пономарёва, Никиты Немцева, Анастасии Разумовой и поэтов Оксаны Васякиной, Александры Шалашовой, Антона Азаренкова. Предисловие Ким Тэ Хона, Владимира Григорьева, Александра Архангельского.
Иван Габай (род. в 1943 г.) — молодой словацкий прозаик. Герои его произведений — жители южнословацких деревень. Автор рассказывает об их нелегком труде, суровых и радостных буднях, о соперничестве старого и нового в сознании и быте. Рассказы писателя отличаются глубокой поэтичностью и сочным народным юмором.
Героиня романа – женщина, рожденная в 1977 году от брака советской гражданки и кубинца. Брак распадается. Небольшая семья, состоящая из женщин разного возраста, проживает в ленинградской коммунальной квартире с ее особенностями быта. Описан переход от коммунистического строя к капиталистическому в микросоциуме. Герои борются за выживание после распада Советского Союза, а также за право проживать на отдельной жилплощади в период приватизации жилья. Старшие члены семьи погибают. Действие разворачивается как чередование воспоминаний и дневниковых записей текущего времени.
Герой романа, как это часто бывает в антиутопиях, больше не может служить винтиком тоталитарной машины и бросает ей вызов. Триггером для метаморфозы его характера становится коллекция старых писем, которую он случайно спасает. Письма подлинные.
Четвертая книга монументального автобиографического цикла Карла Уве Кнаусгора «Моя борьба» рассказывает о юности главного героя и начале его писательского пути. Карлу Уве восемнадцать, он только что окончил гимназию, но получать высшее образование не намерен. Он хочет писать. В голове клубится множество замыслов, они так и рвутся на бумагу. Но, чтобы посвятить себя этому занятию, нужны деньги и свободное время. Он устраивается школьным учителем в маленькую рыбацкую деревню на севере Норвегии. Работа не очень ему нравится, деревенская атмосфера — еще меньше.
В книге описываются события жизни одинокой, престарелой Изольды Матвеевны, живущей в большом городе на пятом этаже этаже многоквартирного дома в наше время. Изольда Матвеевна, по мнению соседей, участкового полицейского и батюшки, «немного того» – совершает нелепые и откровенно хулиганские поступки, разводит в квартире кошек, вредничает и капризничает. Но внезапно читателю открывается, что сердце у нее розовое, как у рисованных котят на дурацких детских открытках. Нет, не красное – розовое. Она подружилась с пятилетним мальчиком, у которого умерла мать.