Сто дней во власти безумия. Руандийский геноцид 1994 г. - [145]

.

20 июня Мериме обратился в СБ от имени Франции и Сенегала с официальным предложением о проведении военно-гуманитарной операции в Руанде[1557]. Оно мотивировалось, с одной стороны, тяжелейшим положением в этой стране, где «соглашение о прекращении огня не соблюдается сторонами, а резня гражданского населения происходит в огромном масштабе», а с другой – невозможностью для МООНПР осуществить развертывание в ближайший срок. Цель планируемой операции на базе Главы VII Устава, по словам Мериме, состояла в том, чтобы «обеспечить мост для прибытия усиленной МООНПР», после которого она должна была завершиться, по расчетам французов, в середине августа или немного позже.

К этому времени в Париже уже ясно осознавали, что «международная интервенция в реальности будет французской с символическим участием некоторых африканских стран»[1558]. Эта перспектива смутила ряд французских руководителей, в первую очередь премьер-министра. «Я потрясен, – писал 21 июня Балладюр Миттерану, – нашей изоляцией». Не возражая против уже принятого решения об интервенции, он, однако, сформулировал несколько обязательных условий для ее осуществления: санкция СБ, ограничение времени операции несколькими неделями до прибытия подкреплении МООНПР, а ее задач – гуманитарными акциями (защита детей, больных и терроризируемого населения), размещение войск вблизи границы с Заиром и проведение ими исключительно приграничных операций. «Нам, – предупреждал премьер-министр, – никоим образом нельзя завязнуть одним в 8 тыс. км от Франции в операции, которая может сделать нас мишенью в гражданской войне».

Во французских правящих кругах было достаточно скептицизма по поводу готовившейся интервенции. Ричард Дауден процитировал в «The Independent» слова одного официального лица, пожелавшего остаться анонимным: «Мы только хотели имитировать деятельность. Мы молчали во время резни и проголосовали за сокращение сил ООН в Руанде, когда начались убийства, но теперь, когда резня в основном закончилась, нас внезапно охватило пламенное желание спасать жизни людей»[1559].

Однако Миттерана и других сторонников вмешательства было уже не остановить. Они были готовы действовать и без резолюции СБ ООН, только на основе согласия Генерального секретаря. Уже ночью 20 июня команда из 20 французских военнослужащих прибыла из Банги в Гому для оценки состояния местного аэропорта и путей проникновения в Руанду[1560].

Утром 22 июня состоялось заседание Совета министров[1561], на котором Жюппе обосновал необходимость французской операции тем, что «международное сообщество продемонстрировало свою неспособность прекратить резню»: ОАЕ не сумела «добиться прекращения огня и его соблюдения», а ООН – «произвести развертывание МООНПР». Он признал, что французская инициатива вызвала в мире неоднозначную реакцию: «Большинство <членов СБ> одобряют ее, в том числе США, Великобритания и Россия. Только два государства против – Новая Зеландия и Нигерия; Пакистан и Китай колеблются. Францию решительно поддерживает Генеральный секретарь ООН как по моральным соображениям, так и из-за того, что ООН в настоящий момент не может осуществить развертывание МООНПР. <…> Западноевропейский Совет единодушно одобрил эту операцию. Семь государств <ЕС> из девяти выразили свое намерение внести вклад в нашу инициативу. <…> Многие африканские государства поддерживают французское предложение. Сенегал на данный момент предлагает 250 человек. Гвинея-Бисау и Гана предоставят символические контингенты. Позицию ОАЕ трудно оценить точно. <…> Среди НПО нет единства. РПФ со своей стороны категорически враждебен нашей инициативе из-за поддержки, оказанной Францией правительству президента Хабьяриманы и правительственным силам, и из-за его желания добиться победы в Руанде».

Симона Вейль, министр социальных дел, здравоохранения и городов, поинтересовалась, будут ли участвовать в операции другие европейские страны и «существует ли опасность столкновения между РПФ и французскими войсками?», однако осторожный Леотар, не желавший давать какие-то гарантии, фактически ушел от ответа, сказав, что «…политическая и военная ситуация не ясна. Есть еще много нерешенных вопросов». Он сообщил при этом, что передовой французский отряд уже находится в Заире и что уже завтра начнутся «челночные операции» на территории Руанды. Министр внутренних дел Шарль Паскуа активно поддержал идею вмешательства, однако подчеркнул, что необходимо принять необходимые меры предосторожности, чтобы Францию «не подозревали в неоколониализме». Но этот намек по поводу возможного негативного отношения СМИ отреагировал мрачно настроенный премьер-министр, который посетовал на «непостоянство общественного мнения». «Вчера, – сказал он, – нас убеждали вмешаться, а сегодня правительство обвиняют в авантюризме. Франция изолирована». «Но, – добавил он, – это не причина для отказа <от интервенции>. Операция должна быть осуществлена, будучи ограниченной во времени…» Миттеран, чувствуя опасения министров, попытался оправдать принятое решение, сославшись на угрозу победы в Руанде этнического меньшинства и даже на некие планы создания «Тутсиленда» в составе Уганды, Руанды и Бурунди, реализация которых станет роковой для процесса демократизации в этих странах. В то же время он отказался от своей прежней односторонней трактовки событий, признав, что убийство Хабьяриманы, ставшее причиной «межэтнической резни… возможно, было оплачено экстремистами хуту». Чтобы успокоить колеблющихся, президент подчеркнул: «Наше вмешательство должно осуществляться с крайней осторожностью. Наши солдаты не должны слишком рисковать. Единственная наша цель – спасение жизней».