Сто бед - [39]

Косту всегда восхищала большая мельница, зачерпывающая и выливающая воду концами своих лопастей. Он в очередной раз подумал о том, что круг – это совершенная фигура. Ведь и космос имеет форму круга? Ему представлялось, что и его собственное существование вышло из этой фигуры. Быть может, бескрайнее пространство – это в конечном счете обычный круг. Вопрос о том, существует ли что-нибудь вне этого периметра, продолжал донимать Косту, пока он шлепал по воде Требишницы.

«Как мне все просто дается, пока эта дорога ведет меня», – думал он, ступая по галечнику.

Добравшись до подножия горы, Коста знал, что битва только начинается. Он остановился и медленно, почтительно поднял голову к вершине. Он ощутил, как в его груди бьется сердце. В нетерпении Коста не мог дождаться мига, когда подъем разожжет в нем никому неведомую страсть. И он принялся карабкаться по горе, внимательно вглядываясь в скалистый склон у себя под ногами.

В течение последних десяти лет ему не удавалось оставить здесь четкого, незыблемого следа. Косту поражало, как косули прокладывают здесь зигзагообразный путь, как эти четвероногие стремительно и ловко взбираются на кручу. Останавливаясь, чтобы перевести дух, он всякий раз с досадой наблюдал, как две козы проворными прыжками обгоняли его, успевая при этом ощипывать листву с горных кустарников.

«Эх, – подумал он, – вот был бы я птицей! Или хотя бы козой!»

Козы скрылись, оставив за собой лишь треньканье колокольчиков. Звук постепенно исчезал, вскоре слышался только стрекот цикад. Стоило солнцу войти в зенит, их воодушевление тоже достигало апогея, и тогда казалось, что гора уже ничего не видит, а только слышит.

Коста разглядывал вершину. Он знал, что и на сей раз доберется до нее. Он не смотрел под ноги, частенько путающиеся в сутане. Достаточно самого незначительного камешка, чтобы он оступился и свалился вниз. Спотыкаться ему было привычно. При падении ему всякий раз приходилось переворачиваться вокруг своей оси, чтобы оказаться спиной к склону, и падать на набитый камнями мешок. Так и теперь; разве что, падая, он заметил двух охотящихся соколов. Будто какая-то игра; приятное видение, посланное ему небом; воскрешение воспоминаний и мечтаний, которыми была отмечена его жизнь. На глазах Косты выступили слезы, но он быстро справился с собой. Соколы растворились в небе над долиной.

«У меня нет времени плакать», – подумал он.

Потому что перед ним высилась скала, которую ему предстояло одолеть на четвереньках и не оглядываясь. Стоит обернуться, и камни в рюкзаке потянут его назад и он упадет. Ему не страшно умереть. Просто жаль, что тогда не удастся лишний раз взобраться на вершину горы. Только этот подъем до сих пор поддерживал равновесие его жизни. Из-за того что Коста слишком сильно наклонился вперед, камень, лежавший у него в мешке на самом верху, вывалился прямо ему на голову. Он сделал остановку не потому, что устал. Коста подождал, огляделся, ничего не увидел. Его лицо выражало удивление и нетерпение. Обычно в этом месте он встречался с красноватой змеей. Каждый день, в одно и то же время, она выползала, зная, что сейчас здесь пройдет Коста. И всякий раз своим присутствием напоминала Косте о событиях, перевернувших его жизнь. Пока Коста удивлялся, что до сих пор не видит ее, чуть выше змея высунула головку из-за скалы. На мгновение мелькнул ее раздвоенный язычок, она медленно подползла. Коста вытащил солдатскую фляжку и плеснул молока в жестяную миску. Змея сразу принялась лакать, а Коста продолжил подъем.

Зацепившись за уступ, он в последний раз с тревогой оглянулся: опасны обе дороги – и та, что открывалась перед ним, и та, что здесь оканчивалась. Передумать и развернуться так же гибельно, как идти дальше. Он снял сутану, обвязал вокруг себя, распутал веревку, обмотанную вокруг тела, и взмахнул ею в воздухе, словно лассо. Свернутая в кольцо веревка со свистом взлетела. Убедившись, что она крепко зацепилась за скальный уступ, Коста прополз по кромке вдоль длинной стены, где любая ошибка могла оказаться роковой.

Его крестный путь к вершине скалы состоял из двух подъемов и трех спусков. Именно они представляли наиболее трудное испытание. Как и в жизни, необузданность заставляла его выбрать идущие вверх дороги, и ему казалось, что он преодолевал их с большей легкостью, нежели падения вниз головой. Ведь поперечные пути не предлагались, а спуски он освоил недостаточно. Они были навязаны ему историей и порожденными ею бедами. Коста знал, что теперь к жизни его привязывает только эта голгофа! Выдержат ли руки и эта дорога вес его тела? Прямо перед ним сходились в один уступ три хребта. При условии, что ему удастся три раза подряд залезть и спуститься, а потом, под конец, еще раз пройти через вершину, останется последний подъем, ведущий к возвышающемуся над городом пику.

Коста заметно устал. Схватившись за веревку, он подтянулся к вершине. Он был изнурен, пот ручьями струился по поднятому и перекошенному от усилий лицу. Но его глаза и улыбка по-прежнему освещали всю долину. Перевалив за второй хребет, Коста позволил себе соскользнуть вниз. Приблизившись к третьему, он испытал облегчение и улыбнулся. Теперь он знал, что, несмотря на крайнюю усталость, скоро увидит Младу.