Стивен Хокинг. Жизнь среди звезд - [75]

Жизнь на поверхности такой планеты будет краткой – и не только поэтому. Самые высокие горы на этой крошке будут не выше 30 сантиметров, а максимальный вес существа, живущего на поверхности, составит всего одну тысячную грамма – ведь иначе мощная гравитация его мира раздавит хрупкое тельце.

Какие огромные различия – а ведь мы, напомним, изменили всего одну фундаментальную физическую постоянную, силу тяжести! Можно представить себе самые разные изменения, в результате которых вселенные, прошедшие фазу инфляции, оказывались бы совсем не подходящим местом для живых существ вроде нас.

Если наша Вселенная – единственно возможная, то впору задуматься, как так вышло, что наше существование обеспечено таким количеством космических совпадений и случайностей. Но если возможных вселенных много, на этот вопрос есть простой ответ. В каждом пузырьке-вселенной может быть собственный набор законов физики. В некоторых случаях это приводит к тому, что пузырьки из-за мощной гравитации не растут и коллапсируют обратно раньше, чем там может зародиться жизнь. В некоторых, наоборот, гравитация так слаба, что вещество не образует скоплений, а значит, в них нет ни звезд, ни планет. Но есть очень много промежуточных вариантов, очень много вероятных вселенных, где могут зародиться и звезды, и планеты, и жизнь. То же самое можно сказать обо всех и каждом законе физики, обо всех и каждой постоянной.

Если такая картина верна, значит, в метавселенной существует бесконечное множество вселенных, но живые существа вроде нас существуют лишь в тех из этого бесконечного множества вселенных, где есть нужное сочетание законов физики. Тот факт, что мы существуем, в определенной степени задает законы физики, управляющие Вселенной, – законы, которые мы открываем. Эту мысль довольно помпезно называют антропным принципом – этот термин предложил Бернард Карр, который вместе с Рисом написал основополагающую статью на эту тему.

Поскольку вселенные не могут сообщаться друг с другом, этот вопрос, естественно, остается предметом философских диспутов. Но с одной оговоркой. Вспомним, что главная составляющая хокинговской модели безграничной вселенной – квантовая «сумма историй». Мы уже признавались, что слегка замяли ответ на вопрос, что это, собственно, за истории, которые при этом суммируются. Теперь мы исправим свою оплошность.

Все возможные вселенные во всем их разнообразии, способные возникнуть в результате инфляции, мы будем считать не «реальными» мирами, а математическими вариантами – подобно разным траекториям, по которым электрон может двигаться из точки А в точку В. И Хокинг, применив «сумму историй», показывает, что наша Вселенная – не просто одна из возможных историй, а одна из самых вероятных:

…Если все траектории (истории) возможны, то, раз мы существуем внутри одной из траекторий (историй), мы можем применить антропный принцип, чтобы объяснить, почему Вселенная такова, какова она есть. О смысле других историй, или траекторий, в которых нас нет, сложно судить однозначно.[97]

Тем не менее Хокинг и его коллеги, опираясь на условие о безграничности Вселенной, обнаружили, что наша Вселенная должна была зародиться с максимальным количеством нерегулярности, какую только допускает квантовая неопределенность, и что инфляция и дальнейшее более ленивое расширение вселенной вызвали рост этих нерегулярных участков, которые и превратились сначала в облака газа, а затем в галактики, состоящие из звезд.

Этим во многом и занимается сегодня передовая наука. Обилие вариаций на эту тему – здесь и пузырьки в ложном вакууме при постоянной инфляции, и дочерние вселенные, и диапазон квантовых историй – свидетельствует отнюдь не о том, что физики никак не могут на чем-то остановиться, а о попытках вести исследования сразу по нескольким разным направлениям, поскольку неизвестно, какое из них в долгосрочной перспективе принесет свои плоды (а может быть, плодов и вовсе не будет). Однако уже очевидно, что за 1990-е годы основные принципы космологической мысли ушли очень далеко от так называемой «дохокинговской» эпохи. Тридцать лет назад никто не сомневался, что наша Вселенная уникальна. Сегодня ученые в целом согласны, что она лишь одна из многих – так или иначе. Стоит ли удивляться, что? когда в 1988 году Хокинг изложил все эти соображения в научно-популярной книге, эта книга завоевала весь мир?

Глава 14 Краткая история времени

В половине первого пополудни последние ноты песни «Mad World» группы «Tears for Fears» сменились выпуском новостей на «Радио-1», когда Саймон вошел на кафедру прикладной математики и теоретической физики, а на другой стороне мощеного брусчаткой двора остановилась машина с опущенными окнами и включенным на полную громкость радио. В новостях рассказывали о мирных протестах у базы Гринэм-Коммон, о вводе британских войск в охвачены беспорядками Бейрут, о самой кассовой рождественской премьере – фильме «Инопланетянин», – однако мысли Миттона были заняты астрофизикой. Он приехал к Стивену Хокингу, чтобы обсудить грядущую публикацию в издательстве «Cambridge University Press» новой книги профессора – «The Very Early Universe» («Вселенная в первые мгновения»). Однако за разговором о работе над книгой за чаем с печеньем у них неожиданно завязалась дискуссия совсем на другую тему – о книге по популярной космологии, которую Стивен обдумывал уже некоторое время.