Стингрей в Зазеркалье - [15]

– Она ужасно знаменита, – сказала я Дмитрию.

Лори Андерсон лучезарно улыбалась, выжидательно глядя на Дмитрия.

– Очень рад, – проговорил он, нетерпеливо поглядывая на остывающий на столе сэндвич.

Из Нью-Йорка мы все втроем – я, Юрий и Дмитрий – полетели в Лос-Анджелес.

– Ты можешь отвезти меня в горы? – преодолевая неловкость, спросил Дмитрий, когда мы оказались на Западном побережье. – Я хотел бы пособирать там насекомых[47].

Мы поехали в заповедник Фрэнклин Каньон[48] неподалеку от моего дома. Дмитрий бодро выскочил из машины со своим рюкзаком, готовый исследовать природу, климат и фауну мест, которых в северных широтах России не найти.

– Можешь приехать забрать меня через четыре часа? Нет, лучше через пять, – уходя в горы, кинул он мне через плечо.

Вечером Дмитрий с гордостью разложил на моем дубовом кухонном столе свою добычу – целый набор добытых им насекомых, о каждом из которых он нам с Юрием оживленно рассказывал. Видела бы Лори Андерсон, что по-настоящему увлекает этого человека!

На следующий день мы втроем отправились в Диснейленд, а к вечеру поехали навестить моего отца на южной окраине города. Дмитрий решил остаться у отца и его подруги на несколько дней, с тем чтобы иметь возможность побродить по пустыне Мохаве и насобирать там побольше интересных насекомых, которыми ему ужасно хотелось похвастаться перед коллегами по возвращении домой. Когда, наконец, он в рубашке и куртке, появился в доме моих родителей на нашей с Юрием американской свадьбе, выглядел он загорелым, со счастливой улыбкой до ушей.

Стоял прекрасный весенний вечер, луна опустилась так низко, что, казалось, касалась травы, от бассейна веяло прохладой. Раздвижные двери спроектированного Джоном Лаутнером[49] родительского дома открывались, благодаря чему и без того огромная гостиная расширилась на все пространство погруженного в зелень и сумерки сада. В ознаменование торжества мать заказала гигантский трехэтажный торт с кремовыми цветами на верхушке.

– Накормите друг друга! Дай ей побольше сладкого! – кричали гости, когда мы с Юрием по американской традиции вместе отрезали первый кусок торта.

С притворной робостью я размазала крем по носу и щекам Юрия. Он заморгал и, не задумавшись ни на секунду, швырнул целый кусок липкого сладкого торта мне в лицо.

Так мы и стояли со счастливыми улыбками на измазанных свадебным тортом лицах в шести тысячах милях от того места, где начинался наш роман. В разных уголках мира наши друзья дергали гитарные струны или по локти погружались в краски, но для нас в тот вечер вся вселенная сосредоточилось на залитой светом лужайке родительского дома. Тогда я этого еще не понимала, но не только мои русские друзья отдалялись от нашего общего андеграундного братства. Я тоже двигалась, хотя пока еще лишь объедалась тортом и пела песни в этом уголке разросшейся Страны Чудес.

Глава 10 Итак, Джоанна Стингрей!

Лос-Анджелес и Россию разделяют полмира. Полмира – это далеко, очень далеко, но жизнь моя вдруг сложилась так, что это гигантское расстояние я преодолевала в среднем раз в месяц! Я была занята американским контрактом на выпуск альбома «Кино» «Группа крови» (Андрей Крисанов сделал прекрасную, в духе Казимира Малевича и Эль Лисицкого, обложку), а также работала с «Мелодией» над изданием моего первого альбома в России. Мне удалось вставить «Бошетунмай» «Кино» и мою собственную Tsoi Song в выходящий на Западе альбом «МИР: Reggae from around the World»[50]. Время, остававшееся от беспрерывных и бесконечных перелетов, я проводила в переговорах или в студии, потягивая чай с лимоном и медом.

В июне 1988 года я отправилась на организованные Рок-клубом гастроли в Таллин с «Играми». Радость от поездки и от перспективы выступать в большом зале омрачалась необходимостью пропустить день рождения Юрия. Все чаще я вспоминала дни, когда мы все вместе сидели на пропитанной запахом сардин и музыкой кухне Бориса. Теперь мы с «Кино» разъезжались на гастроли в противоположном друг от друга направлении, и опять мы с Юрием и Виктором были разлучены.

Таллин – прекрасный город: мощеные мостовые, темные переулки, выкрашенные в уютные пастельные тона дома. На концерте я спела три написанные вместе с «Играми» песни, прыгала по сцене как умалишенная, возбужденная радостной энергией. Ирония заключалась в том, что именно этот город, уже очень скоро оказавшийся за пределами огромного российского государства, стал местом крещения меня как российского артиста.

В Ленинграде, когда я туда вернулась, встретил меня только Юрий. Виктор, как он мне рассказал, потерял ту небольшую квартирку, что он снимал, и на все лето поехал с Наташей на ее дачу под Ригой.

– В Ленинграде снимать дорого и сложно, – объяснял Юрий, когда я в расстроенных от услышанной новости чувствах плюхнулась на диван. – После лета он переедет жить в Москву, а с «Кино» будет ездить на гастроли.

Юрий, очевидно, был тоже расстроен развитием событий: его красивое лицо было искажено гримасой боли. Грусть нашу скрашивала радость от понимания того, насколько счастлив был Виктор с Наташей. Но даже эта радость не снимала стресса от необходимости добывать деньги.