Стингрей в Зазеркалье - [14]
– Ты уверен, что это хорошая идея? – с опаской спросила я, втискиваясь на заднее сиденье. Юрий устроился рядом с Марком впереди.
– Да! – не колеблясь, с возбуждением в голосе воскликнул Юрий.
Мы полетели вдоль побережья, слева от нас простирался лазурного цвета океан, а справа высились горы.
– Как насчет пары трюков? – спросил на полпути Марк Юрия.
– Ну уж нет! – испуганно воскликнула я.
– Ну уж да! – тут же возразил Юрий.
Я почувствовала, как самолет стал крениться в сторону, сначала влево, затем вправо, а потом замер, будто мы обрушивались вниз сквозь холодный прозрачный воздух.
– Вау! Вау! – только и успевал в восторге повторять Юрий.
– О боже! – в ужасе кричала я, пока меня, наконец, не вырвало.
Трюки немедленно прекратились. Все сидели молча.
Марк смущенно откашлялся.
– Ты что…
– Лети дальше, – сквозь зубы процедила я.
Когда мы приземлились, я взяла свое: гоняя в шлеме по дюнам на квадроцикле и пытаясь выплеснуть из себя всю накопившуюся тошнотворную нервную энергию. На обратном пути мы поменялись местами: я села впереди, а Юрия отправила в «ловушку смерти» сзади. Обратно мы летели спокойно, без трюков и без приключений.
– Так лучше? – прокричал нагнувшись ко мне и чуть ли не вываливаясь из самолета Марк.
– Еще бы! – проорала в ответ я. В этот момент я в полный рост ощущала, насколько мы молоды. Молоды, необузданы и свободны. У матери моей, впрочем, на этот счет были другие соображения.
– На завтра я записала Юрия на прием к зубному врачу, – сообщила она мне, когда мы добрались домой.
– Что?! Он здесь на отдыхе, мама, ему это совершенно не нужно.
– Зубы у него от курения совершенно черные. Кто знает, проверялся ли он хоть раз у врача в России. Это плохо не только для зубов, но и для всего состояния здоровья.
Идеально сложенный нос матери сморщился от недовольства. Она считала своим долгом поправить ему зубы – это я поняла по решительному выражению ее светлых глаз.
– Почему бы и нет? – спокойно встретил новость Юрий.
Спустя месяц и пятнадцать часов сверления зубов в сияющем новоявленной белизной рту Юрия появилось несколько новых пломб, коронок и прочищенный корневой канал.
Через двадцать лет, когда я показала матери нашу с Юрием совместную фотографию, сделанную во время встречи в Петербурге, улыбка спала с ее лица.
– А куда подевались все те зубы, на которые я потратила десять тысяч долларов?!
Я только рассмеялась в ответ.
Одной из главных во время того приезда Юрия в Америку была встреча с сенатором Аланом Крэнстоном, тем самым, кто настойчиво давил на Советы и добивался снятия моего запрета на приезд в СССР в 1987 году. Он был счастлив видеть соединившихся благодаря ему в браке влюбленных и сердечно обнял нас.
– Вы сыграли в нашем счастье огромную роль, – сказала я ему, крепко держась за Юрия.
CNN вышла на связь и запросила интервью с Юрием. Я столько раз в бесконечных интервью прессе в связи с выходом Red Wave и открытием выставки выступала от имени своих друзей, что теперь CNN, прознав, что один из этих парней находится в Лос-Анджелесе, упускать свой шанс не хотела. Юрий не очень любил интервью, но, как обычно, подчинился необходимости и под дующий с океана прохладный соленый ветер отправился вместе со мной в студию. Его потрясла аппаратная, огромный звуковой пульт и масса другого оборудования.
– Хочешь посмотреть, как все это работает? – спросил у него долговязый режиссер, и Юрий решительно закивал.
После Лос-Анджелеса мы с Юрием полетели в Нью-Йорк, где в галерее Пола Джадельсона я сумела организовать выставку «Новых», в которую вошли и несколько работ Цоя. Встретиться с нами в Нью-Йорк прилетел и отец Юрия – ни он, не его жена до этого никогда не были в Америке.
– А почему Ирина не полетела тогда с вами? – спросила я у Дмитрия много позже. Мне всегда казалось, что причина заключалась в том, что она не хотела покидать свой привычный домашний уклад жизни.
– Почему? – переспросил он. – Да просто потому, что денег у нас хватало только на один билет.
Почему, черт побери, они не сказали мне об этом?! Мои родители в мгновение ока купили бы ей билет. Это было так по-русски – ничего не сказать и гордиться своей независимостью, невзирая на все потери.
С Юрием и Дмитрием мы прошли по Бродвею, по Центральному парку и сели ужинать в кафе моего друга, который коллекционировал старинные часы.
– Я бы дал за ваши часы 1955 года хорошие деньги, – сказал Дмитрию мой друг, пока мы впивались зубами в огромные нью-йоркские сэндвичи.
Дмитрий в ответ решительно покачал головой, а мой друг изумленно перевел взгляд на меня – для него было непривычно, что деньги не всегда работают.
– О боже! – прошептала я на ухо Дмитрию, пока Юрий отошел в туалет. – Вон там сидит Лори Андерсон. – Я знала о ней благодаря Сергею – он восторгался ее талантом и восхищался авангардной музыкой, которую она писала и исполняла. Я поняла, что просто обязана получить для Сергея ее фотографию. Подошла к ней, и она с удовольствием откликнулась на просьбу, согласилась сфотографироваться и со мной, и с Дмитрием.
