Стиль подлеца - [23]

— А он откуда знает? — разозлился подполковник.

— Знает, — пожал плечами Лысаков, — обещает позвонить прокурору и начальнику управления.

— Вечно у тебя какие-то дурацкие проблемы, — раздраженно бросил подполковник и, резко повернувшись, вышел из кабинета. За спиной у него сильно хлопнула дверь.

— Вот твой паспорт, — Лысаков протянул документ Дронго, а когда тот потянулся за ним, швырнул паспорт на пол. Едва Дронго наклонился, чтобы поднять документ, Попов ударил его по спине. Дронго упал. Попов дважды ударил его тяжелым ботинком в живот, после чего повернулся и вышел из кабинета. За ним, пнув лежащего, вышел и его коллега.

— Оклемался? — почти дружелюбно спросил Лысаков. — Бери ксиву и проваливай отсюда.

Дронго встал, поднял паспорт, аккуратно положил его в карман, стряхнул пыль с брюк и, обращаясь к Лысакову, спросил:

— И все-таки откуда ты знал про камеру?

— Убирайся! — взревел майор. — Вон отсюда! Иначе пристрелю как собаку.

— Я позвоню завтра утром, — усмехнулся Дронго, ощущая на губах соленый привкус крови, — если передумаешь, мы спокойно поговорим. Или лучше зайти через денек?

— Ты покойник, — убежденно сказал Лысаков, — тебя убьют сегодня или завтра. Ты уже покойник. Неужели не понял?

— А ты живой? — спросил Дронго. — Думаешь, тебе простят твою промашку? Камеру убрали сразу после убийства. А провода остались. Ты должен был их аккуратно убрать, но не сделал этого. Так все было или не так?

Лысаков смотрел в глаза наглецу, едва сдерживаясь.

. — Про камеру знают уже многие, — сообщил Дронго, — лучше бы ты мне сам все рассказал. Я не прощаюсь, майор.

И вышел из кабинета, плотно закрыв за собой дверь. Лысаков тяжело опустился на стул. И почти сразу поднял телефонную трубку, приказав Попову вновь зайти к нему. Его бессмысленный взгляд уперся в одну точку. И тут снова зазвонил телефон.

День третий

Он вышел из здания управления милиции и сразу же увидел «БМВ» и Ильина за рулем машины. Дронго подошел, сел рядом и, лишь когда автомобиль отъехал от здания милиции, сказал:

— Молодцы, ребята. Сработали хорошо. Я не предполагал, что мой визит к Лысакову может быть столь опасным.

— Когда я позвонил Викентию Алексеевичу и рассказал, куда вы пойдете, он очень встревожился и сразу же попросил меня вернуться в управление. А сам стал искать телефон Лысакова. Выяснилось, что он знал майора достаточно давно. Викентий Алексеевич считал, что это не тот человек, с которым можно договариваться. Очевидно, у него были свои соображения. Именно поэтому я и приехал сюда, а он позвонил Лысакову, предупредив его о возможных последствиях.

— Вовремя позвонил, — вздохнул Дронго, — еще минута — и меня отправили бы в камеру, откуда не смог бы вытащить даже сам министр внутренних дел.

— Он что-нибудь вам сказал? — спросил Ильин.

— Ничего. Не стал даже разговаривать. Сразу перешел к угрозам. Собственно, я ожидал нечто похожее, но такая агрессивность свидетельствует скорее о его неуверенности. И все равно мне нужно с ним встретиться еще раз.

— Вы опять пойдете к нему в управление? Он вас просто убьет. Пристрелит в своем кабинете.

— Именно поэтому следующую встречу нужно организовать в другом месте. Не волнуйся, Андрей, я не собираюсь подставлять свою голову. Мне надо знать, откуда ему известно про камеру. Если ему приказали ее изъять, то кто именно приказал? Если камерой занимался другой человек, откуда Лысаков знал о ней и почему приказал Коптевой никому не рассказывать о проводах, которые были видны под картиной?

— И вы думали, что он расскажет? — удивился Ильин.

— Конечно, нет. Мне было важно выяснить его реакцию на мои вопросы, его поведение могло о многом рассказать.

— А теперь, что теперь вам известно? — усмехнулся Андрей. — Или опыт общения с милицией отбивает всякую охоту к размышлениям?

— Не отбивает, — серьезно ответил Дронго, — это смотря какая милиция. Я не отношусь к тем идиотам, которые считают милицию или госбезопасность созданием тоталитарного государства, предназначенного для подавления инакомыслия. Во все времена и во всех государствах нужны были правоохранительные органы, регулирующие отношения между людьми и государством. Я очень уважаю труд многих тысяч честных офицеров, которые рискуют своей жизнью и подставляют себя под пули и ножи бандитов. Возможно даже, что Лысаков неплохой оперативник. У него довольно быстрая реакция, умение мгновенно оценивать ситуацию. Наверно, неплохая агентура.

— Это можно сказать о любом оперативнике, — разочарованно протянул Андрей.

— Не думаю, что о любом. Но если конкретно о нашем деле, то мне удалось составить довольно четкое представление о нем по поведению Лысакова. Во-первых, он, конечно, знал о фотокамере, и Коптева нам не соврала. Это было ясно по мгновенной реакции Лысакова. Во-вторых, ясно, что он имел непосредственное отношение к самой камере. Он готов был меня пристрелить или упрятать в тюрьму, только бы слух о камере не распространялся. Это естественная реакция человека, который лично причастен к подобному преступлению. Если бы он просто знал о существовании камеры, то наверняка не стал бы настаивать на моем немедленном задержании. Но он хотел любым способом меня остановить, засунуть в тюрьму, даже готов был изорвать мой дипломатический паспорт. И, наконец, третий момент. Если я правильно понял, то человека, отдавшего ему приказ об установке и снятии камеры, он очень боится. И мы можем в будущем сыграть на этом страхе Лысакова.