Стихотворения - [8]

Смири свою травлю до темноты.

Над закатным пламенем серебряной звездой

Повисла ночь. Осадив на скаку,

Останови до крови вспененной уздой

Вороного бешеного жеребца — тоску.

Звонче, звонче

Труби, сзывая

Своры и стаи

Голодных и злых

Замыслов — гончих,

Желаний — борзых!

Пусть под арапником, собираясь на рог,

С лясканьем лягут на привязи у ног.

Кровью незатуманенный светлый нож

Засунь за голенище, коня остреножь.

Тщетно ты гикал в степи: «Заставлю

Выпустить счастье мое на травлю».

Брось же потеху для юношей…Нет!

Пока не запекся последний свет,

Любимого кречета — мечту — швырну

Под еще не налившуюся серебром луну!

1916

В АЛОМ ПЛАТКЕ

Топит золото, топит на две зари

Полунощное солнце, а за фабричной заставой

И за топкими кладбищами праздник кровавый

Отплясывают среди ночи тетерева и глухари.

На гранитных скамейках набережной дворцовой

Меж влюбленных и проституток не мой черед

Встречать золотой и провожать багровый

Закат над взморьем, за крепостью восход.

Что мне весны девическое ложе,

Подснежники и зори, если сделала ты

Трепетной неопаленности ее дороже

Осыпающиеся дубовые и кленовые листы?

Помнишь конец августа и безмглистое, начало

Глубокого и синего, как сапфир, сентября,

Когда — надменная — ты во мне увенчала

В невольнике — твоей любви царя?..

Целовала, крестила, прощаясь… эх!

Думала, воля и счастье — грех.

Сгинула в алом платке в степи,

С борзыми и гончими не сыщешь след…

Топи же бледное золото, топи,

Стели по островам призрачный свет,

Полярная ночь!

Только прошлым душу мою не морочь,

Мышью летучею к впадинам ниш

Ее ли прилипшую реять взманишь?

1915

МЕРТВАЯ ПЕТЛЯ

В тобой достигнутое равновесие,

О Франция, поверить не могу,

Когда на предполярном поднебесье

Ручных я помню коршунов Пегу

Все ждешь — свихнувшийся с зубцов уступа

Мотор, застопоривший наверху,

Низринется горбом на плечи трупа

В багряную костистую труху.

Но крепче, чем клещи руки могильной,

Руля послушливого поворот, —

И взмах пропеллера уже бессильный

Полощется, утративши оплот.

Мгновенье обморочное и снова,

Как будто сердце в плоти голубой,

У птеродактиля его стального

Прерывистый учащен перебой.

И после плавный спуск, — так бьющий птицу

О серебро кольца очистить клюв

Спадает сокол вниз па рукавицу

И смотрит в солнце, глазом не сморгнув.

О Франция, одни сыны твои

Могли сковать из воздуха и света

Для дерзких висельников колеи

Свободней и законченней сонета!

1915

МАМОНТ

Смотри — Солнечную гирю тундрового мая,

Булькающую золотом и платиной изнутри,

Вскинул полюс, медленно выжимая.

Сотням Атлантов непосильный гнет,

Кажется, не выдержав, — тонкую пленку

Прободит и скользкой килою юркнет

Внутренность из напряженного живота в мошонку.

Нет! Как из катапульты, из кисти руки

Подбросил солнце и, извернувшись вкруг оси,

Подхватил на лету. Лососи

Вспенили устьев живорыбные садки.

И, отцепляясь, ползут

К теплым теченьям ледяные оплоты,

И киты, почуяв весенний зуд,

Разыгрываются, как нарвалы и кашалоты.

Нырнет и ляжет, отдуваясь от глуби,

И бьет фонтанами двойная струя.

А на заре, леденцом зардевшись, пригубит

Оленью самку парная полынья.

Дымится кровавая снедъ —

В перешибленных моржевых бедрах

Хорьковою мордой белый медведь

Выискивает сальники и потрох.

Охорашивая в снежном трепете

Позвоночника змеиный костяк,

Щиплют, разлакомясь, лебеди

Полярные незабудки и мак.

Слушай —

Словно из шахты ломов звон.

То мамонт, мороженой тушей

Оттаяв, рушит пластов полон.

Все упорней

Нажим хребта и удар клыков,

Желтых с отставшею мякотью в корне.

Чу… Лебединый зов

И гусиный гогот пронзил

Лопуховые уши,

Затянутые в окаменелый ил.

И травоядную мудростью тысячелетий кроткий,

Смотрит на солнце в проломленный лаз

Исподлобья один прищуренный глаз,

А хрусталик слезится от золотой щекотки.

Подними ж свой удавный хобот,

Чудище, оттаявшее в черной крови,

И громовый гимн прореви

Титану, подъявшему солнце из гроба!

Растоплена и размолота

Полунощной лазури ледяная гора.

День- океан из серебра

Ночь- океан из золота.

1915

СИБИРЬ

Художнику Льву Вручи

Железносонный, обвитый

Спектрами пляшущих молний,

Полярною ночью безмолвней

Обгладывает тундры Океан Ледовитый.

И сквозь ляпис-лазурные льды,

На белом погосте,

Где так редки песцов и медведей следы,

Томятся о пламени — залежи руды,

И о плоти — мамонтов желтые кости.

Но еще не затих

Таящийся в прибое лиственниц и пихт

Отгул отошедших веков, когда

Ржавокосмых слонов многоплодные стада,

За вожаком прорезывая кипящую пену,

Что взбил в студеной воде лосось,

Относимые напором и теченьем, вкось

Медленно переплывали золотоносную Лену.

И, вылезая, отряхивались и уходили в тайгу.

А длинношерстный носорог на бегу,

Обшаривая кровавыми глазками веки,

Доламывал проложенные мамонтом просеки.

И колыхался и перекатывался на коротких стопах.

И в реке, опиваясь влагой сладкой,

Освежал болтающийся пудовой складкой

Слепнями облепленный воспаленный пах…

А в июньскую полночь, когда размолот

И расплавлен сумрак, и мягко кует

Светозарного солнца электрический молот

На зеленые глыбы крошащийся лед, —

Грезится Полюсу, что вновь к нему

Ластятся, покидая подводную тьму,

Девственных архипелагов коралловые ожерелья,

И ночами в теплой лагунной воде

Дремлют, устав от прожорливого веселья,

Плезиозавры,

Чудовищные подобия черных лебедей.

И, освещая молнией их змеиные глаза,