Стихотворения - [11]

Шрифт
Интервал

Для нее, признаюсь,

не могу отыскать я сравненья.


Я любуюсь тобою,

о юноша смелый и стройный,

Ты стоишь - одинок -

среди тех, кто тебя окружает.

Высоко ты возвысился

и, никогда не сгибаясь,

Восхищаешь людей,

с мандариновым деревом схожий.


Глубоко твои корни

уходят в родимую землю,

И стремлений твоих

охватить нам почти невозможно.

Среди мира живого

стоишь независим и крепок

И, преград не страшась,

никогда не плывешь по теченью.


Непреклонна душа твоя,

но осторожны поступки -

Ты себя ограждаешь

от промахов или ошибок.

Добродетель твою

я сравню лишь с твоим бескорыстьем,

И, живя на земле,

как луна и как солнце ты светел.


Все года моей жизни,

отпущенные судьбою,

Я хочу быть твоим

неизменным и преданным другом!

Ты пленяешь невольно

своим целомудрием строгим,

Но за правду святую

сражаешься стойко и твердо.


Пусть ты молод годами

и опытом не умудрен ты, -

У тебя поучиться

не стыдно и старцу седому.

С повеленьем Бо И

я сравнил бы твое повеленье,

Да послужит оно

для других благородным примером.



ЗЛОЙ ВИХРЬ *


Мне скорбно, что вихрь жестокий

злобно качает травы,

В сердце моем печальном

не заживает рана.

Малая капля яду

приносит смерть человеку,

Только дохнет осень -

и облетают листья.


Мысли мои постоянно

обращены к Пэн Сяню, -

Мне ли забыть заветы

высоких его стремлений?

Можно ли скрыть от мира

чувств своих перемены?

Может ли долго длиться

время лжи и обмана?


Уже, собираясь в стаи,

птицы кричат и звери,

Уже аромат теряют

травы, цветы и листья.

Рыбы блестят на солнце

яркою чешуею,

А водяные драконы

скрывают свое сиянье.


Чай не растет на поле

вместе с чертополохом,

Ирисы и орхидеи

отдельно благоухают.

Только мудрые люди

держатся друг за друга,

И слава их, безусловно,

переживет столетья.


Когда я пытаюсь представить

величие наших предков,

Они мне кажутся - в небе

плывущими облаками.

Если я вижу, что где-то

мудрые ошибались,

Тогда я, стихи слагая,

пытаюсь сказать об этом.


Мысли мои неизменно

с древними мудрецами,

Которые, наслаждаясь,

срывали душистый перец.

И я грущу поневоле,

и тяжело вздыхаю,

И, вдалеке от мира,

все время о нем тревожусь.


Холодные слезы льются

из глаз моих утомленных,

Одолевают думы,

и я не сплю до рассвета.

И вот уже ночь уходит,

казавшаяся бесконечной,

Стараюсь забыть о грусти -

и все же не забываю.


И я покидаю ложе

и выхожу из дома,

Брожу и брожу бесцельно,

наедине с собою,

И, покоряясь горю,

опять тяжело вздыхаю,

Гнев разрывает грудь мне,

но вырваться он не может.


Узел печали жгучей

крепко в душе завязан,

Тяжесть тоски и горя

спину мою сгибает.

Отламываю ветку,

чтоб заслониться от солнца,

Вихрь меня гонит дальше,

и я повинуюсь вихрю.


От прежних времен остались

только смутные тени,

Иду - а душа клокочет,

словно котел кипящий.

Глажу свою одежду,

яшмовые подвески,

И ухожу все дальше,

почти лишенный сознанья.


Тянутся год за годом

медленной чередою

И постепенно подводят

к старости и кончине.

Высох цветок душистый,

стебель его обломан,

Нет и не будет больше

тонкого аромата.


Мне от печальных мыслей

вовеки не излечиться,

Знаю: меча сильнее

злой клеветы обида.

Лучше уж мертвым телом

плыть по волнам холодным,

Чем испытать при жизни

горечи безысходность.


Сироты вечно стонут

и проливают слезы,

Изгнанный сын уходит

и не вернется к дому.

Те, кто скорбят в печали

и лишены опоры, -

Будут всегда стремиться

следовать за Пэн Сянем.


Я на скалу подымаюсь,

вдаль устремляю взоры,

Извилистая дорога

скрывается где-то в скалах.

В угрюмой стою пустыне,

безмолвием окруженный,

Хочу ни о чем не думать,

но думаю поневоле.


Печаль меня охватила,

нет радости и в помине,

Живу - и от лютой скорби

не в силах освободиться.

Дух мой зажат в оковы -

не вырвется он на волю,

Связано мое сердце -

никто его не развяжет.


Мир, окутанный мглою,

кажется бесконечным,

В густой пелене скрываясь -

он цвета лишен и формы.

Если заглушены звуки,

разве ты их услышишь?

Жизнь, убитая скорбью,

может ли продолжаться?


Дальнюю даль вовеки

нам не дано измерить,

Как не дано связать нам

расплывчатые туманы.

Скорбь, угнетая душу,

становится постоянной,

И, только воспрянув духом,

можно ее рассеять.


Мне хочется прыгнуть в волны,

прыгнуть и плыть по ветру

И посетить жилище,

оставленное Пэн Сянем.

Стою у самого края

скалы, за которой пропасть,

А кажется мне: сижу я

на радуге семицветной.


Гляжу, охватить желая

великий покой простора,

Легким прикосновеньем

глажу синее небо.

Вдыхаю росы прозрачной

сладкие испаренья,

Медленными глотками

пью серебристый иней.


Я отдыхаю в скалах,

где феникс гнездо построил,

И, вздрагивая внезапно,

кричу я и просыпаюсь.

Стою на хребте Куэньлуня,

гляжу на туман плывущий,

Стою на хребте Миньшаня,

смотрю на Цинцзян * далекий.


Клубятся туманы и тучи,

гром изрыгая грозный,

Слышу, как подо мною

бурные плещут волны.

Сеть голубого неба

протянута в бесконечность,

Нет у нее опоры,

нет у нее предела.


Нет у нее границы,

сверху нету и снизу.

Вихрь меня вдаль уносит -

где же остановлюсь я?

Взмахивая крылами,

парю в голубом просторе,

Вздымаюсь и опускаюсь,

вправо лечу и влево.


Я двигаюсь непрерывно,

лечу я непроизвольно,

Следуя колебаньям

таинственных сил природы.


Еще от автора Цюй Юань
Ли Cao (Антология переводов)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

Самый загадочный и скандально знаменитый из великих романов средневекового Китая, был написан в XVII веке.Имя автора не сохранилось, известен только псевдоним — Ланьлинский Насмешник. Это первый китайский роман реалистического свойства, считавшийся настолько неприличным, что полная публикация его запрещена в Китае до сих пор.В отличие от традиционных романов, где описывались мифологические или исторические события, «Цзинь, Пин, Мэй» рассказывается веселой жизни пройдохи-нувориша в окружении его четырех жен и многочисленных наложниц.


Повесть о дупле (Уцухо-моногатари). Часть 1

«Повесть о дупле» принадлежит к числу интереснейших произведений средневековой японской литературы эпохи Хэйан (794-1185). Автор ее неизвестен. Считается, что создание повести относится ко второй половине X века. «Повесть о дупле» — произведение крупной формы в двадцати главах, из произведений хэйанской литературы по объему она уступает только «Повести о Гэндзи» («Гэндзи-моногатари»).Сюжет «Повести о дупле» близок к буддийской житийной литературе: это описание жизни бодхисаттвы, возрожденного в Японии, чтобы указать людям Путь спасения.


Тысяча и одна ночь. Книга 2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Троецарствие

Роман «Троецарствие», написанный в XIV веке, создан на основе летописи и народных сказаний, повествующих о событиях III века, когда Китай распался на три царства, которые вели между собой непрерывные войны. Главные герои романа — богатыри, борцы за справедливость, — до сих пор популярны и любимы не только в Китае, но и в других странах Дальнего Востока.


Классическая драма Востока

Семнадцатый том Библиотеки Всемирной литературы содержит антологию классичечкой драмы Востока — жемчужины индийского (Глиняная повозка, Шакунтала, Увиденная во сне Васавадатта), китайского (Обида Доу Э, Пионовая беседка, Веер с персиковыми цветами) и японского (Горная ведьма, Масляный ад) драматического искусства.


Притчи мидрашей

Не относись к притче пренебрежительно. Подобно тому, как при свете грошовой свечки отыскивается оброненный золотой или жемчужина, так с помощью притчи познается истина.