Стихотворения - [4]

к которой вы, россияне, относитесь как к увечью,

как быть с Запорожской Сечью, саблями и картечью,

как быть с казаками и казацким барокко,

с морем, которое раскидывается широко,

с броненосцем „Потемкин“, кстати, а как сам Потемкин, здоров ли?

Как его деревни, с домами, лишенными стен и кровли?

Что до хаджибеевских турок, они не хуже одесских урок

и комиссаров с маузерами из-под тужурок.

Мне все равно, жизнь моя на закате,

а ты молодая, есть над чем задуматься Кате».

Екатерина — Вольтеру: «При личной встрече

я бы тебе положила, Вольтер, ноги на плечи,

прямо в парадном зале, не слазя с трона,

от этого дела с меня не упадет корона.

За ум я плачу любовью, за любовь отплачу сторицей.

Почему бы философу не встретиться с императрицей?

Приезжай в Петербург, познакомься со мной поближе!»

Вольтер — Екатерине: «Знакомиться лучше в Париже».

«Ночь. Петр Третий пошел смотреть на пожар…»

Ночь. Петр Третий пошел смотреть на пожар.

Бревна трещат. Пламя возносится к небесам.

С самого детства Петя огонь обожал.

Горит дом камердинера. Поджог совершил он сам.

Дым затмевает Луну. Говорят, Луна это — шар.

А выглядит как тарелка. Не стоит верить глазам.

Еще известно, что на Луне людишки живут,

размером гораздо меньше, но в остальном

такие же, как и мы, живущие тут,

глазеющие на пожары, упивающиеся вином.

Говорят, что на Луне такие цветы цветут!

У роз не шипы, а штыки на стебле стальном.

Но Петя думает: лунные люди — это наверняка

ожившие наши игрушки, наши любимые, те,

что послушны, не плачут из-за каждого пустяка,

маршируют рядами, подчиняясь любой мечте.

И это не суеверие, не какая-то мистика,

это порядок, возможный лишь на большой высоте.

Огонь облегчает фантазию. А в дальнем крыле дворца

Екатерина мучится родами. Сын или дочь?

Все равно, Петра тут не выставишь, как отца:

два года не прикасался. Лишь пламя может помочь.

Пока не родится младенец, дом не должен сгореть до конца,

пока младенца не спеленают и не вынесут прочь.

Камердинер молится: пусть она побыстрее родит!

Пусть дом подольше горит, пусть искры взлетают ввысь!

Господь, простри над несчастной Катей огненный щит!

Гори-гори ясно, дом, гори, но не торопись.

Екатерина рожает, пламя стихает, дерево, догорая, трещит.

Петр мочится на головешку, как брюссельский манекейн-писс.

«Снится Катерине убиенный Петр…»

Снится Катерине убиенный Петр,

в камзоле гольштинском, выпрямлен и бодр.

Стоит, топочет ножкой, просит: «Кать, а Кать,

пошли оловянного солдатика искать!

Как душили меня, так во время смертных мук

выпал тот солдатик у меня из рук.

Красивый солдатик, в треуголке, в парике,

косичка сзади, сабелька в руке.

Он лежит в траве, я лежу в гробу,

оба мы не жалуемся на судьбу.

Ты лежишь в кровати, рядом — фаворит

тяжко дышит в ухо, радости дарит.

Любимцы твои, убивцы мои,

я лежу в забвении, в забытьи.

А ты при полной памяти, Кать, а Кать,

пошли оловянного солдатика искать!»

Захаров Владимир. Койот

ПОСЛЕ ПОСЕЩЕНИЯ СЫНА ПЛ А ЧУ В СТИЛЕ КНЯГИНИ УРУСОВОЙ

Дети мои, дети,

Светы мои, светы,

Внуки мои милые,

Звездочки ясные,

Что-то станется с вами,

Когда

То,

Что некогда было Россия,

Превратится в пространство для битвы

Между далеко продвинутыми,

Технически оснащенными,

Изощренными,

Беспощадными

Восточными народами

За земли Поволжья.

За нефть Сибири,

За чистую воду Байкала.

ЭМИГРАНТ — СКУПОЙ РЫЦАРЬ

Вот оно,

Богатство мое неразменное —

Русский язык.

Спущусь в подвал,

Крышки сундуков все подыму,

Свечи все запалю,

Праздник себе устрою.

Тынянов

С его «Вазир-Мухтаром»,

Платонов,

«Чевенгур»,

Бунин —

Выбирай

Хоть «Солнечный удар», хоть «Чистый понедельник»,

Бабель,

«Смерть командира»,

Прочитал,

И уже с начинкой,

А вот Цветаевой стихи искрометные,

О каждой строчке готов говорить.

И я — скупой рыцарь?

Никакой я не скупой рыцарь.

Эй, Альбер,

Иди-ка сюда!

Возьми почитать

Хоть «Капитанскую дочку»!

Да некогда ему!

Он «дейтрейдер».

НАТУРАЛИСТ

Когда вешние воды нахлынули,

Дерево и упало.

Верхушка в болото далеко завалилась,

Но ствол, кора, камбий —

Все к услугам моего интереса,

Только надо соблюдать осторожность, —

Там, в дуплах,

Скрываются

Окукленные,

Известные по каталогам,

Боеголовки.

Разрешите представиться — Фабр,

Да, да, из тех самых Фабров,

Пять поколений натуралистов,

Прапрадедушка мой знаменитый[1].

Он не только энтомологом,

Но и художником был.

В популярных книгах можно видеть его шедевр:

Дохлая крыса,

Пожираемая личинками бабочек и жуков.

Я этих талантов не унаследовал,

Но со мной прекрасная цифровая камера,

Воображаю, какая будет сенсация,

Когда в «Нейчур» появятся мои фотографии.

Никто никогда еще не наблюдал,

Как из гниющего дерева

Вываливаются ядерные боеголовки.

Сюда на лошадке удобно ездить,

Стреножу ее, пусть на травке пасется.

Ежели волки — пальну из двустволки.

Целое лето у меня впереди,

До снега, надо думать, все кончится,

Главное — не пропустить момент,

Когда из дупел проклюнутся

И начнут шлепаться в болотную жижу

Ядерные боеголовки.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

Вынесено постановление

Об избавлении

От старшего поколения

Путем повсеместного его задавления.

Наняты киллеры,

Юноши стройные,

Девицы стильные,

Права куплены им автомобильные,

Джипы выделены с кенгурятниками,

Задача определена перед ратницами и ратниками:

Увидал старика —

Жми на газ, дави,

Это выражение к старцам любви,