Стихотворения разных лет - [5]

И ситцевым подолом

Ударит мне в глаза —

Пройдет прохлада низом

Траву в коленах гнуть,

И дождь по гроздьям сизым

Погкатится, как ртуть.

Под вечер — вёдро снова,

И, верно, в том и суть,

Чтоб хоть силком смычковый

Лиловый гуд вернуть.

1958

* * *

Т.О.-Т.

Вечерний, сизокрылый,

Благословенный свет!

Я словно из могилы

Смотрю тебе вослед.

Благодарю за каждый

Глоток воды живой,

В часы последней жажды

Подаренный тобой,

За каждое движенье

Твоих прохладных рук,

За то, что утешенья

Не нахожу вокруг,

За то, что ты надежды

Уводишь, уходя,

И ткань твоей одежды

Из ветра и дождя.

1958

* * *

Снова я на чужом языке

Пересуды какие-то слышу, —

То ли это плоты на реке,

То ли падают листья на крышу.

Осень, видно, и впрямь хороша.

То ли это она колобродит,

То ли злая живая душа

Разговоры с собою заводит,

То ли сам я к себе не првык…

Плыть бы мне до чужих понизовий,

Петь бы мне, как поет плотовщик, —

Побольней, потемней, победовей,

На плоту натянуть дождевик,

Петь бы, шапку надвинув на брови,

Как поет на реке плотовщик

О своей невозвратной любови.

1946

Темнеет

Какое счастье у меня украли!

Когда бы пришла в тот страшный год,

В орлянку бы тебя не проиграли,

Души бы не пустили в оборот.

Мне девочка с венгерскою шарманкой

Поет с надсадной хрипотой о том,

Как вывернуло время вверх изнанкой

Твою судьбу под проливным дождем,

И старческой рукою моет стекла

Сентябрьский ветер и уходит прочь,

И челка у шарманщицы намокла,

И вот уже у нас в предместье — ночь.

1958

Ночь под первое июня

Пока еще последние колена

Последних соловьев не отгремели

И смутно брезжит у твоей постели

Боярышника розовая пена,

Пока ложится железнодорожный

Мост, как самоубийца, под колеса,

И жизнь моя над черной рябью плеса

Летит стремглав дорогой непреложной,

Спи, как на сцене, на своей поляне,

Спи, — эта ночь твоей любви короче, —

Спи в сказке для детей, в ячейке ночи,

Без имени в лесу воспоминаний.

Так вот когда я стал самим собою,

И что ни день — мне новый день дороже,

Но что ни ночь — пристрастнее и строже

Мой суд нетерпеливый над судьбою…

1965

Первые свидания

Свиданий наших каждое мгновенье,

Мы праздновали, как богоявленье,

Одни на целом свете. Ты была

Смелей и легче птичьего крыла,

По лестнице, как головокруженье,

Через ступень сбегала и вела

Сквозь влажную сирень в свои владенья

С той стороны зеркального стекла.

Когда настала ночь, была мне милость

Дарована, алтарные врата

Отворены, и в темноте светилась

И медленно клонилась нагота,

И, просыпаясь: «Будь благословенна!»

Я говорил и знал, что дерзновенно

Мое благословенье: ты спала,

И тронуть веки синевой вселенной

К тебе сирень тянулась со стола,

И синевою тронутые веки

Спокойны были, и рука тепла.

А в хрустале пульсировали реки,

Дымились горы, брезжили моря,

И ты держала сферу на ладони

Хрустальную, и ты спала на троне,

И — Боже правый! — ты была моя.

Ты пробудилась и преобразила

Вседневный человеческий словарь,

И речь по горло полнозвучной силой

Наполнилась, и слово «ты» раскрыло

Свой новый смысл и означало: царь.

На свете все преобразилось, даже

Простые вещи — таз, кувшин, — когда

Стояла между нами, как на страже,

Слоистая и твердая вода.

Нас повело неведомо куда.

Пред нами расступались, как миражи,

Построенные чудом города,

Сама ложилась мята нам под ноги,

И птицам с нами было по дороге,

И рыбы подымались по реке,

И небо развернулось пред глазами…

Когда судьба по следу шла за нами,

Как сумасшедший с бритвою в руке.

1962

Как сорок лет тому назад

1

Как сорок лет тому назад,

Сердцебиение при звуке

Шагов, и дом с окошком в сад,

Свеча и близорукий взгляд,

Не требующий ни поруки,

Ни клятвы. В городе звонят.

Светает. Дождь идет, и темный,

Намокший дикий виноград

К стене прижался, как бездомный,

Как сорок лет тому назад.

2

Как сорок лет тому назад,

Я вымок под дождем, я что-то

Забыл, мне что-то говорят,

Я виноват, тебя простят,

И поезд в десять пятьдесят

Выходит из-за поворота.

В одиннадцать конец всему,

Что будет сорок лет в грядущем

Тянуться поездом идущим

И окнами мелькать в дыму,

Всему, что ты без слов сказала,

Когда уже пошел состав.

И чья-то юность, у вокзала

От провожающих отстав,

Домой по лужам как попало

Плетется, прикусив рукав.

3

Хвала измерившим высоты

Небесных звезд и гор земных

Глазам — за свет и слезы их!

Рукам, уставшим от работы,

За то, что ты, как два крыла,

Руками их не отвела!

Гортани и губам хвала

За то, что трудно мне поется,

Что голос мой и глух и груб,

Когда из глубины колодца

Наружу белый голубь рвется

И разбивает грудь о сруб!

Не белый голубь — только имя,

Живому слуху чуждый лад,

Звучащий крыльями твоими,

Как сорок лет тому назад.

1969

Ветер

Душа моя затосковала ночью.

А я любил изорванную в клочья,

Исхлестанную ветром темноту

И звезды, брезжущие на лету.

Над мокрыми сентябрьскими садами,

Как бабочки с незрячими глазами,

И на цыганской масляной реке

Шатучий мост, и женщину в платке,

Спадавшем с плеч над медленной водою,

И эти руки как перед бедою.

И кажется, она была жива,

Жива, как прежде, но ее слова

Из влажных «Л» теперь не означали

Ни счастья, ни желаний, ни печали,

И больше мысль не связывала их,

Как повелось на свете у живых.

Слова горели, как под ветром свечи,

И гасли, словно ей легло на плечи

Все горе всех времен. Мы рядом шли,

Но этой горькой, как полынь, земли

Она уже стопами не касалась