Стихотворения - [22]

Он твердил по латыни,

И рвалось, как из плена,

сердце к этой долине.

А когда уездный город Изюм занесло снегами,

Он читал, как рабыни, давя виноград ногами,

Танцевали над чаном

под хохот медных браслетов,

И от этого сохло горло,

как прошлым летом.

Со стены улыбался прадед в литых лосинах,

Бесконечно юный,

но потускневший сильно.

Застеклённый декабрь стоял,

как часы в столовой,

И смотрел,

и ждал,

не говоря ни слова.

А потом весна-замарашка в мокрых чулках —

Тормошила, смеясь, и впадинку у виска

Целовала — и мальчик немел от её насмешек.

Все уроки — кубарем! Все законы — смешаны!

Он сбегал посмотреть ледоход,

и ветер апреля

Выдувал облака соломинкой. Марк Аврелий

Ждал с античным терпеньем,

открыт на той же странице.

Продавали мочёные яблоки. Стыли птицы

В синеглазой бездне, выше колоколов!

И для этой печали уже не хватало слов.

И рука отчизны касалась его волос...

Он как раз дорос до присяги,

когда началось.

Он погиб, как мечтал, в бою,

защищая знамя.

Нам бы знать — за что нас так, Боже?

А мы не знаем.

1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия

Вне лимита

«Есть у нашей совести два оттенка...»

Есть у нашей совести два оттенка,

Два молчания, две стороны застенка.

Сколько лет старались забыть! Однако

В алфавите два молчаливых знака:

Мягкий — круглый, родственный и лояльный,

И старинный твёрдый, ныне опальный.

Сколько раз его, гордого, запрещали,

Из машинок выламывали клещами,

Заменяли апострофом, и у слов

Обрубали концы, чтоб ни-ни!

Крылом,

Лебедь стриженный, не зачерпнёшь утра,

Не почувствуешь осенью, что пора,

В холода высот не рванёшь из жил —

Захлебнёшься сном, не узнав, что жил.

И споют тебе колыбельный гимн

Медным горлышком, чтоб на страх другим!

Самиздатский томик — в архивный тлен —

Крысьей лапкой на склизком листать столе,

Мягкой пылью — тише! — стелить шажок,

И — шнурок на вдох: помолчи, дружок!

Помолчи — проси

Не губить — простить,

Помолчи — скажи

Слово — и спаси

Сам себя! Во лжи —

Хочешь? — Воскреси

Униженьем — жизнь!

Ну?! И — хруст в кости.

Но старинной твёрдости взгляд — ответ,

Голубых кровей отражённый свет,

Гул молчания — княжьего — палачу —

Ни полслова!

С телеги — толпе — молчу!

Как суду — ни бровью, так им — ни стон,

Ни холопский — в четыре конца — поклон!

Привыкать ли: с закинутой головой

К эшафоту — под радостный зверий вой,

Чёткой поступью — медленно — по плевкам,

Да по грязной соломе, да по векам;

Не оправдываясь — не пристанет ложь!

Той же смертной дорогой и ты пройдёшь.

И российской совестью — в прорву лет —

Двухголосье молчания грянет вслед.

1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия

«А я не знаю, как меня убьют...»

А я не знаю, как меня убьют:

Пристрелят ли в начале заварухи —

И я прижму растерянные руки

К дыре, где было сердце.

И сошьют

Мне белую легенду, и примерят,

И нарядят — потом уже, потом,

Когда окончится! Когда сочтут потери,

Протопят каждый уцелевший дом,

И вдруг смутятся, затворяя двери,

И загрустят неведомо о ком.

А может даже раньше — хоть сейчас:

Разденут — и в бетон, в окочененье

Законное! За подписью врача —

В калеки, в смертники — на обученье!

Чтобы не дрогнув — медленно — до дна!

Согласно предписаниям режима!

О, белая легенда! Холодна!

И — с головы до пят — неотторжима!

А может, проще — новостью в письме:

— Ты знаешь... Оказалось... Что ж, мужайся!

Ты сильная...

И удержу ли смех

Над смятыми листками? Как прижаться

Дырой, где было сердце — только что —

К рукам — уже ненужным и неважным?

И дальше — как? За гранью? За чертой

Непреступаемой? Отмеренной? Бумажной?

Ох, только бы не так! Не через вас,

Мои!

Пускай не вы, пускай другие!

Ведь не пощады! Но другую гибель —

Цемент ли, пуля — только не слова!

А впрочем, что я горожу? Не мне —

В друзьях сомненье допустить, в любимом —

Смятенье допустить! Единым «нет» —

Я отметаю допущенье грима

На самых верных душах всей земли,

На самых яростных и самых гордых!

Что, волчий век? Воротишь зверью морду?

Кому кого бояться — знаешь?

Пли!

1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия

ЗЕМЛЯНИЧНЫЙ ГОРОД

В Земляничном городе —

Звонкие окошки,

В Земляничном городе —

Молоко для кошки,

В Земляничном городе —

Пряники с картинками,

Башенки с часами,

Цыганки с корзинками,

Лужи да кораблики,

Финики-бананы,

Гордые вороны,

Мудрые бараны.

Целый вечер — мультики,

Целый день — мороженое,

А по воскресеньям —

И добавки можно!

И уже видали

В Земляничном городе

Выраженье счастья

У лошади на морде!

А ещё там ёжики,

Тигры и медведи!

Купим кучу сахару —

И скорей поедем

В Земляничный город!

1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия

«Ни сына не оставивший, ни дома...»

О.М.

Ни сына не оставивший, ни дома,

Во вьюгу поднятый среди строки,

Щерблёною дорогою ведомый —

Нелепым дуновением руки,

Бессмертным птичьим взмахом —

Не меня ли

Благословил на этот мёрзлый путь?

И правящему чёрными конями

Я не боюсь в глазницы заглянуть:

Ни странных птиц кружение и трепет,

Ни гул последней облачной черты —

Не преуспеют испугать, раз ты

Уже на берег вышел, чтобы встретить,

И ждёшь у края сумрачной воды.

Я узнаю твой взмах — и рвутся звенья

Бессильных уз, и опадает тлен!

А ты сейчас шагнёшь по неземле —

И руку мне подашь, чтобы забвенье

Не доплеснуло до моих колен.

1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия

«Неумелая пила, пышные опилки...»

Татьяне Великановой

Неумелая пила,

Пышные опилки.

Предосенние дела.

Доживём до ссылки!

Скоро, скоро на этап,