Стихотворения - [21]

Он боль унимал возложеньем руки,

Учил: вы не звери, пора бы из клеток...

И самые верные ученики

Его продавали за пачку таблеток.

А он говорил: ваши души во тьме,

И что, мол, с вас спросишь,

И гневался редко.

А впрочем, болтали в Бутырской тюрьме,

Что он за донос изувечил «наседку».

Одни уходили, отмаявши срок,

Другие амнистии ждали напрасно,

А он под неё и попасть бы не мог,

Поскольку считался особо опасным.

Но четверо зэков, уйдя по домам,

О нём записали, что знали, в тетрадку.

Их тут же забрали, и к новым делам

Подшили их записи — всё по порядку.

И взяли его — неизвестно куда.

И где он теперь — в рудниках или ссылке,

А может, под коркой сибирского льда —

Спросите попутчиков на пересылке.

1983 тюрьма КГБ, Киев

«И оказалось: это просто скучно...»

И оказалось: это просто скучно —

Не более того. А теснота

Клетушки, загородки в зале душном —

Уютная, дубовая черта

Меж судьями и мною — чтоб не спутать.

Глаза в глаза! Ребячье торжество:

Воротятся!

Боятся в зале смуты?

А может, мой весёлый глаз жесток

По-зэковски? Чтоб и во сне — за горло?

Но мой разбой уже превозмогла

Чеканенная прадедами гордость:

Что мне за дело до холопских глаз!

1983 гор. суд, Киев

«Сегодня утро пепельноволосо...»

Сегодня утро пепельноволосо.

И, обнимая тонкие колени,

Лениво наблюдает птичью россыпь

Во влажном небе. Бремя обновлений

Сегодня невесомо: ни печалей,

Ни берега в бездонной передышке!

И ремешки отброшенных сандалий

Впечатаны в скрещённые лодыжки.

И безмятежный взор влекут осколки

Витых ракушек, сохнущие сети,

Песчинки да сосновые иголки,

Да звон и лёгкость бытия на свете.

1983 тюрьма КГБ, Киев

«Наспех прячу за сарай портфель...»

Наспех прячу

За сарай портфель,

Конь мой пряничный —

Айда в апрель!

Жестяной трамвайчик,

Башенка-часы,

Запертые дачи,

Брошенные псы.

Волчьи мои морды!

Переглажу всех!

На боках потёртых —

Прошлогодний мех.

Сказочная свита,

До-го-няй!

В зубы ненасытные —

Бросаю коня!

По дохлой полыни,

Оползнями — вниз:

В такое синее —

Хоть захлебнись!

В облако ли, в воду —

С самой крутизны!

Звонкая свобода

Десятой весны!

Водоросли, звери,

Свет морской!

Ветер с берега

Хохочет: стой!

Но лечу с разгона —

Не остановлюсь!

Волны, как драконы.

Ботинки — вхлюст!

Кубарем по кромке,

По ничьей земле!

Послушным и робким —

За партой млеть!

Примерным-прилежным —

Позвонки кривить,

А мне — волчья нежность

Да гул в крови!

А мне — находки —

Счастливей нет:

Выброшенной лодки

Крутой скелет,

Странные стекляшки,

Бронзовый крючок...

От солёной ласки —

Горлу горячо!

По древнему праву —

Всех князей верней,

По дерзкому нраву —

Всех земель родней,

Буйное самое —

Моё! Присягай!

Пенными усами

Вались к ногам!

Голубой кровью

Греми в щиты!

Никого — кроме!

Я и ты.

1983 тюрьма Лефортово, Москва

«У изменницы и отступницы...»

У изменницы и отступницы,

У сучка в державном глазу,

У особо опасной преступницы —

Ну и смеху! — режется зуб.

По-цыплячьи стучится, лезет,

Ничего не желая знать.

Что с того, что окно в железе?

Всё растёт —

но на то и весна!

Приговор мой ждёт утвержденья,

Заседает Верховный суд...

Тут бы хныкать о снисхожденьи —

Но мешает крамольный зуб!

Прёт наружу целое утро,

И скворцом трещит голова...

Непутёвая моя мудрость!

Ты нашла, где качать права!

Что поделать? А завтра обыск!

Обнаружат, подымут вой,

И за то, что не смотрят в оба,

Нагоняй получит конвой...

По инструкции —

не положен

Острый, режущий сей предмет!

Как так вырос? Да быть не может!

Да такого в правилах нет!

Ишь, нахалка, что вытворяет!

Это слыханные ль дела?

Где другие — зубы теряют,

Эта — новенький завела!

Может, сунули в передачу?

Может, это хитрый протез

C телекамерой? Не иначе,

Как на денежки НТС!

И пойдут по столам бумаги,

И начальник тюрьмы вздохнёт:

— Поскорее бы сплавить в лагерь!

Потерпите ещё денёк!

Есть у нас на шальных поэтов

Наш гуманный Верховный суд:

Утвердят приговор, и поеду.

Может, крылышки отрастут!

1983 тюрьма КГБ, Киев

«Мне сегодня плохо. Милый, не семь же лет...»

Мне сегодня плохо. Милый, не семь же лет —

Полувальсом — по бедам, как по воде!

Да, не нашей породе — знаю — себя жалеть,

Но сегодня никто не увидит,

Не вспомнит — где

Улыбаюсь, держусь и в письмах шутки шучу.

Мне сегодня плохо: отпустите меня

Из бессмертия! Пятый угол ищу!

У Владимира колокола звонят —

Не по мне, и не разобрать, по ком!

Я не слышу, я уже далеко.

И по ком в телефон кричат и не спят ночей,

И по ком окаянный взгляд — знаю, знаю чей —

Плавит хор свечей и олифы лоск,

Богородицу доводя до слёз:

— Заступись!

А куда ей, бедной, с дитём —

За других? Своего не сберечь: растёт!

И, беспомощная, плачет — а что ещё?

— Опусти глаза, не мучь! Горячо!

Ну не плачь, голубка, всё, он сейчас уйдёт,

И твои ожоги сбрызнут святой водой,

И твои печали залечат колокола...

Ну, уж ведь легче? Это он не со зла.

Он не будет больше, я напишу: не смей!

Мне совсем не плохо!

И — рожицу на письме.

1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия

«По хлебам России бродил довоенный ветер...»

По хлебам России бродил довоенный ветер,

А смешной гимназист,

влюблённый во всё на свете,

Изводивший свечи над картами Магеллана,

Подрастал тем временем. Всё по плану

Шло, не так ли, Господи?

Под холодным небом

Бредил всеми землями, путая быль и небыль.

— Апельсинные рощи Сорренто, —

шептал и слушал,

Как чужие слова застилают печалью душу.

— Варвары спустились в долину, —