Стихотворения. Поэмы - [52]

Живут в Москве, и под Москвой,

В Сибири от годов.

Есть машинист, есть летчик свой,

Профессор есть Фролов.

Есть агроном, есть командир,

Писатель даже есть один.

И все — один перед другим, —

Хоть на меня смотри,

Росли под дедом под своим,

В него — богатыри.

Шесть ран принес с гражданской я,

Шесть дырок, друг родной.

Когда б силенка не моя, —

Хватило бы одной.

По всем законам — инвалид,

Не плуг бы мне — костыль…

А после здесь уж был я бит,

Добро, что богатырь.

Делил луга, взимал налог

И землю нарезал.

И свято линию берег,

Что Ленин указал.

Записки мне тогда под дверь

Подсовывал Грачев:

«Земли себе сажень отмерь

И доски заготовь».

Фроловы были силачи,

Грачевы были богачи.

Грачевы — в лавку торговать,

Фроловы — сваи загонять.

Грачевы — сало под замок,

Фроловы — зубы на полок.

Мой враг до гроба и палач,

Вот в этот день и час,

Где ты на свете, Степка Грач,

И весь твой подлый класс?!

И в смертный срок мой вспомню я,

Как к милости твоей

Просить ходила мать моя

Картошек для детей;

Как побирушкой робко шла

По дворне по твоей,

Полкан Иванычем звала

Собаку у дверей…

Да я и не про то теперь…

За землю мстил Грачев.

Земли, так и писал, отмерь

И доски заготовь.

Подстерегли меня они

В ночь под успеньев день —

Грачевы, целый взвод родни

Из разных деревень.

Жилье далеко в стороне,

Ночь, ветки — по глазам.

И только палочка при мне, —

Для сына вырезал.

И первый крикнул Степка Грач:

— Стой тут. И — руки вверх!

Не лезь в карман, не будь горяч, —

Засох твой револьвер.

Сдавай бумаги, говорят,

Давай, отчитывайся, брат!

Стою. А все они с дубьем,

Я против банды слаб.

Ну, шли б втроем, ну, вчетвером,

Ну, впятером хотя б…

Лощинка, лес стоит немой,

Тишь-тишина вокруг.

Кричать? — Кричать характер мой

Не позволяет, друг.

А тени сходятся тесней,

Минута настает.

И тех, которые пьяней,

Пускают наперед.

Троих я сбил. А сзади — раз!

И полетел картуз…

И только помню, как сейчас,

За голову держусь.

Лежу лицом в сырой траве,

И звон далекий в голове.

И Грач толкает сыновей:

— Скорей! Грех, господи… Скорей!..

Да помню, точно сквозь туман,

Прощался я: «Сынок!..

Прости, что палочку сломал,

Подарок не сберег.

Прощай, сынок. Расти большой.

Живи, сынок, учись,

И стой, родной, как батька твой,

За нашу власть и жизнь!..»

Потом с полночи до утра

Я полз домой, как мог.

От той лощинки до двора

Кровавый след волок.

К крыльцу отцовскому приполз,

И не забуду я,

Как старый наш фроловский пес

Залаял на меня!

Хочу позвать: «Валет! Валет!..»

Не слушается рот.

…Ты говоришь, на сколько лет

Такая жизнь пойдет?..

Так вот даю тебе ответ

Открытый и сердечный:

Сначала только на пять лет.

— А там?..

— А там — на десять лет.

— А там?..

— А там — на двадцать лет.

— А там?..

— А там — навечно.

— И это твердо, значит?

— Да.

— Навечно, значит?

— Навсегда!..

Эх, друг родной, сказать любя,

Без толку носит черт тебя!..

Да я б на месте на твоем,

Товарищ Моргунок, —

Да отпусти меня райком —

Я б целый свет прошел пешком,

По всей Европе прямиком,

Прополз бы я, проник тайком,

Без тропок и дорог.

И правду всю рабочий класс

С моих узнал бы слов:

Какая жизнь теперь у нас,

Как я живу, Фролов.

И где б не мог сказать речей,

Я стал бы песню петь:

«Душите, братья, палачей,

Довольно вам терпеть!»

И шел бы я, и делал я

Великие дела.

И эта проповедь моя

Людей бы в бой вела.

И если будет суждено

На баррикадах пасть,

В какой земле — мне все равно, —

За нашу б только власть.

И где б я, мертвый, ни лежал,

Товарищ Моргунок,

Родному сыну завещал:

Иди вперед, сынок.

Иди, сынок. Расти большой.

Живи, сынок, учись.

И стой, родной, как батька твой,

За нашу власть и жизнь!

Глава 17

Ходит сторож, носит грозно

Дулом книзу ружьецо.

Ночью на земле колхозной

Сторож — главное лицо.

Осторожно, однотонно

У столба отбил часы.

Ночь давно. Армяк суконный

Тяжелеет от росы.

И по звездам знает сторож, —

По приметам, как всегда, —

Тень двойная станет скоро

Проходить туда-сюда.

Молодым — любовь да счастье,

На поре невеста-дочь.

По двору Васек и Настя

Провожаются всю ночь.

Проведет он до порога:

— Ну, прощай, стучись домой.

— Нет, и я тебя немного

Провожу, хороший мой.

И доводит до окошка:

— Ну, прощай, хороший мой.

— Дай же я тебя немножко

Провожу теперь домой.

Дело близится к рассвету,

Ночь свежеет — не беда!

— Дай же я тебя за это…

— Дай же я тебя тогда…

Под мостом курлычет речка,

Днем неслышная совсем.

На остывшее крылечко

Отдохнуть старик присел.

Свесил голову, как птица,

Ружьецо стоит у ног.

— Что-то, брат, и мне не спится. —

Смотрит сторож — Моргунок.

— Ну, садись. А мне привычно.

Тем и должность хороша, —

Обо всем на белом свете

Можно думать не спеша:

О земле, о бывшем боге,

О скитаниях людей,

О твоей хотя б дороге,

О Муравии твоей.

Люди, люди, человеки,

Сколько с вами маяты!

Вот и в нашей был деревне

Дед один, такой, как ты.

Посох вырезал дубовый,

Сто рублей в пиджак зашил.

В лавру, в Киев снарядился:

— Поклонюсь, покамест жив.

И стыдили, и грозили…

«Все стерплю, терпел Исус.

Может, я один в России

Верен богу остаюсь».

«Ладно. Шествуй-путешествуй, —

Говорит ему Фролов, —

А вернешься жив-здоров,

Все как есть расскажешь честно

Про святых и про попов».

И пошел паломник в лавру.

Пешим верстам долог счет.

Мы вот здесь сидим с тобою,

Говорим, а он идет…

А дорог на свете много,

Пролегли и впрямь и вкось.

Много ходит по дорогам —

И один другому рознь.