Стихотворения. Поэмы - [7]

Мы скажем: вот он, Ханаан,

Пришла пора остановиться!

(Перевод В. Левика)

В октябре написаны строки, обращенные к другу, поэту Габору Казинци:

Власть все еще принадлежит врагу,

А наша армия еще мала,

Но в армии — отважные бойцы!

Там — большинство, но сила все же здесь!

Да и острей оружие у нас —

Мы чистой правдой вооружены!

(Перевод Л. Мартынова)

Такие произведения, как: «Света!», «Приговор», «Письмо Яношу Араню», «На железной дороге», но свидетельствуют о том, что революционная поэзия Петефи достигла наивысшего расцвета. Ее бунтарский дух прорывается даже в лирических стихах, казалось бы чужды какой бы то ни было политики, в образах родной природы: Тиса мчится по степи, «как безумец, разорвавший цепи», но следующие за этим строки ассоциируются уже не только с безумием: «Тиса будто цепи сорвала, всю плотину в щепки разнесла, разлилась, не ведая предела, проглотить весь мир она хотела». Образы весеннего половодья, борьбы стихий, используются для метафорического изображения восставшего народа и в ряде других стихотворений апреля 1848 года: «Как река плотину сносит, так народ срывает цепи» («Король и палач»); «угрюмые скалы» мечут грохоты и гулы, «словно гремят цепями» («Аист»); тучи — «гневные и дикие мужи» — не на жизнь, а на смерть бьются «с тираном-ветром»; солнце, «как король, изгнанный из пределов своей страны», бросает с горизонта последний взгляд на землю, «и пока насмотрится беглец, с его главы кровавый катится венец» («Пушта зимой»). В стихотворении «Смерть зимы» — обратная аналогия: символическая картина низвержения тирана в начале произведения разрастается, определяя восприятие явления природы. Поистине, вся поэзия Петефи этого периода проникнута предчувствием революции.

Сохранив все обаяние своей ранней лирики, Петефи подымается теперь на новую поэтическую ступень. Он уже редко пишет народные песни, хотя их мотивы встречаются в любовных стихотворениях. Его пейзажная лирика становится все более бурной и динамичной. Но поэт не теряет жизнерадостности; в его стихах по-прежнему искрится веселая шутка, беззаботный юмор («Лаци Араню», «Пестрая жизнь»), а задушевность и непосредственность, с какими он когда-то рассказывал о своем отце, распространяется на всю его «описательную» поэзию (лиро-эпическая поэма «Глупый Ишток», стихотворения «Тетя Шари», «Зимние вечера», «Кабачок у околицы»). Прежнюю традицию продолжают и стихотворения, представляющие своеобразные поэтические «кредо», в которых Петефи выступает как бы теоретиком своего собственного литературного направления. Свою эстетическую программу он отстаивает и в прозе, в первую очередь, в письмах к Яношу Араню и предисловии к своим сочинениям, которое датировано январем 1847 года.

«Путевые заметки» (1845) и «Путевые письма» (1847) убеждают нас, что развитие прозы Петефи повторяет направление развития его лирики. Эти записи и дневники — не скучные путевые отчеты, — в них играет всеми цветами радуги многогранная личность поэта. Реалистические зарисовки причудливо перемежаются здесь с мыслями об искусстве, литературными и историческими ассоциациями, тут и кипящие страсти, и веселый юмор — целая гамма радостных и мрачных настроений. В самой трактовке жанра путевых писем и заметок Петефи глубоко оригинален, хотя возможно, что мысль об их создании зародилась у него под влиянием «Путевых картин» Гейне.

Следует отметить, что взаимопроникновение жанров характерно и для зрелой поэзии Петефи. Так, в его пейзажных и бытовых зарисовках, то есть стихотворениях, отображающих предметный мир, все больший удельный вес приобретают философские размышления; с другой стороны, в стихотворениях на отвлеченные философские темы мир идей связывается, через посредство конкретных поэтических образов, с воспеваемым поэтом пародом и природой родного края. Именно эта взаимосвязь определяет глубину и идейное богатство лирики Петефи.

Синтез противоречивых на первый взгляд художественных элементов характеризует и его поэзию в целом. Так мы подходим к вопросу о сочетании в творчестве Петефи романтизма и реализма. Можно смело сказать, что лирика Петефи достигает вершин реалистической поэзии XIX века. Но нельзя забывать и того, что вся литература его времени была переплетена нитями романтизма, пронизана романтическим видением мира, романтическими образами и ассоциациями. Этот романтический подход к действительности вытекал из характера самой эпохи — эпохи незавершенности буржуазно-демократических революций. Лирику Петефи с самого начала пронизывали романтические элементы, а в первые годы творчества на него влияли даже романтические формы поведения. Революционно-романтический пафос, символика и гиперболизация, усложненные метафоры, нарочитая сгущенность красок и контрастность образов, сочетание взаимоисключающих, казалось бы, чувств и настроений, резкие переходы тональностей — все эти отличительные черты, несущие на себе печать романтизма, характерны для всей поэзии Петефи; мы находим их даже в тех его стихотворениях, которые по праву считаются шедеврами реалистической лирики. Влияние романтизма особенно усилилось в период душевного кризиса поэта и чуть было не стало оковами для его дальнейшего творчества. Но в главном русло поэтического развития, на эстетических вершинах лирики Петефи романтические элементы не вступают в художественный конфликт с реализмом, не подавляют его, но, напротив, обогащают поэзию Петефи и придают ей многогранность и современное звучание.