На счастье, на любовь надежда обманула.
На нас дохнуло зло дыханием зимы,
Хоть, вопреки всему, нежней любили мы.
Что делать? Знать, судьба в руках у высшей власти!
Господь нам не судил и маленького счастья.
Однажды я в лесу не уберег овец —
И выгнал вон меня приемный мой отец.
Я горькое "прости" сказал моей любимой
И по миру пошел, бездомный и гонимый.
Немало обошел я городов и стран,
Покуда в полк меня не принял капитан.
Я Илушку мою не убеждал нимало,
Чтоб сердце никому она не отдавала,
Об этом и она не говорила мне.
В свою любовь, король, мы верили вполне.
Кончая речь свою, прошу вас, королевна:
Мой дерзостный отказ не осудите гневно.
Я буду верен ей до смерти, как жене,
Хотя бы даже смерть забыла обо мне".
Он кончил и обвел собранье пылким взглядом…
Как он растрогал всех! Катились слезы градом
По лицам короля, принцессы и других.
И жалость к пастуху была колодцем их.
Король ему сказал: "Дружище! Без сомненья,
Я применять к тебе не стану принужденья.
Когда принцессу ты не можешь взять женой,
То я тебе, сынок, подарок дам иной.
Не наградив тебя, не буду спать ночей я…" —
Король сошел в подвал и крикнул казначея,
И Кукурузе тот мешок червонцев дал.
Бедняга отродясь их столько не видал!
"Ну, витязь Янош! Ты теперь жених богатый.
Пусть будет этот дар моей неполной платой
За мужество твое с османами в борьбе.
Дарю его твоей невесте и тебе!
Хоть сладкое вино еще осталось в кубке, —
Я вижу: ты мечтой летишь к своей голубке.
Ты таешь! Ты горишь… Ступай, дружище, к ней.
Гусары ж в замке пусть кутят хоть десять дней…"
Как говорил король — так точно всё и было:
Пастух спешил к своей голубке сизокрылой,
Он счастья пожелал двору и королю
И в гавань поспешил к большому кораблю.
Хмельная рать гусар счастливца проводила,
Спокойного пути счастливцу посулила
И долго вслед ему смотрела… Пал туман
И скрыл корабль от глаз, окутав океан.
Пастух на корабле проснулся на рассвете.
Тугие паруса ловили крепкий ветер.
Но мысли пастуха неслись еще быстрей,
Свободны от руля и груза якорей.
И были те мечты безоблачны и ясны:
"О Илушка моя! О ангел мой прекрасный!
Ты радостей не ждешь, давно не веришь в них,
Не знаешь, что к тебе несется твой жених.
Я щедро награжден за скромную заслугу.
Мы станем наконец принадлежать друг другу,
Несчастий срок прошел, и после стольких бурь
Теперь блеснет и нам спокойная лазурь,
Я отчиму прощу жестокую обиду.
Что я им оскорблен — я не подам и виду.
Ведь счастья моего виновник все же он,
И будет мною он богато одарен".
Так думал Янчи наш и не однажды думал.
Пока корабль бежал по глади вод угрюмой
И хмурый океан хлестал его бока…
А Венгрия была всё так же далека!
Об Илушке своей мечтая непрестанно,
Пастух не слышал слов седого капитана:
"Ребята! Паруса повисли на ветру.
Теперь того и жди волненья поутру!"
Уж осень подошла. Над морем цепью длинной
Летели журавли. Тот поезд журавлиный,
Казалось, нес ему от Илушки привет.
С печалью и тоской пастух глядел им вслед,
С печалью и тоской пастух следил за ними
И тихо повторял возлюбленное имя,
Полузакрыв глаза, мечтою несся к ней
И с болью вспоминал о Венгрии своей.
Как думал капитан, так и случилось: вскоре
Погасли небеса, затрепетало море,
Рыдая и свистя, летел кипучий вал,
А ветер гнал его, крушил и бичевал.
На волны моряки глядели, брови хмуря:
В диковинку для них была такая буря,
Творился сущий ад и в небе и в воде,
И не было от волн спасения нигде!
Над судном небеса то меркли, то горели.
Испуганных людей слепили молний стрелы,
Пучину осветив, где плыл безмолвный краб…
И вдруг одна стрела ударила в корабль.
Валы обломки мачт и паруса влачили,
Могилу моряки нашли на дне пучины…
Где ж смелый Янчи наш? Судьбою пощажен
Иль тоже погребен в соленом море он?
Да, был и наш герой от смерти недалеко!
Но пастуха спасло всевидящее око:
Огромная волна беднягу подняла,
Чтоб пена для него могилой не была.
Так высоко его подкинул вал могучий,
Что головою он достал до синей тучи
И, оказавшись там, чтоб не свалиться вниз,
За краешек ее схватился и повис.
Два дня, два долгих дня на туче провисел он!
На третий наконец она на землю села,
И та земля была вершиною скалы,
Где гнезда грифы вьют да горные орлы.
Спустившись, он принес благодаренье богу.
Ведь, строго говоря, он потерял немного;
Безделицу, пустяк: с червонцами мешок.
Зато он спасся сам — и это хорошо!
Нам жизнь всего милей, — уж тут какие споры…
Наш Янчи посмотрел на пасмурные горы,
И между хмурых скал, встающих без конца,
Увидел грифа он, кормящего птенца.
На птицу наш пастух тотчас аркан накинул,
Пнул шпорой в бок ее, взобрался к ней на спину,
И, над хребтами гор стрелою воспарив,
Его, как жеребец, понес могучий гриф.
Сначала гриф его старался в бездну сбросить:
Он круто пастуха над пропастями носит,
Петляет… Но ему ничто не помогло,
Так цепко Янчи наш держался за крыло..
Бог знает сколько стран скитальцы облетели…
Уж чувствовал пастух усталость в крепком теле,
Но как-то поутру, когда редела мгла,
Увидел под собой храм своего села.
Придет же иногда подобная удача!
Пастух глядел на храм, от счастья чуть не плача,
А утомленный гриф летел всё вниз да вниз
И наконец в степи над холмиком повис.
Полураскрывши клюв, могучий гриф устало
Упал на этот холм, и крылья распластал он.
