Стихотворения, не вошедшие в сборник 1829 года - [16]

Для них я не потрачу слов -

Клянусь надеждами моими,

Я оценил сих мудрецов -

И если б я был равен с ними,

То горько б укорял богов.

Август 1821

83. ПОДРАЖАНИЕ БЕРАНЖЕ

Однажды бог, восстав от сна,

Курил сигару у окна

И, чтоб заняться чем от скуки,

Трубу взял в творческие руки;

Глядит и видит вдалеке -

Земля вертится в уголке.

"Чтоб для нее я двинул ногу,

Черт побери меня, ей-богу!

О человеки всех цветов! -

Сказал, зевая, Саваоф, -

Мне самому смотреть забавно,

Как вами управляю славно.

Но бесит лишь меня одно:

Я дал вам девок и вино,

А вы, безмозглые пигмеи,

Колотите друг друга в шеи

И славите потом меня

Под гром картечного огня.

Я не люблю войны тревогу,

Черт побери меня, ей-богу!

Меж вами карлики-цари

Себе воздвигли алтари

И думают они, буффоны,

Что я надел на них короны

И право дал душить людей.

Я в том не виноват, ей-ей!

Но я уйму их понемногу,

Черт побери меня, ей-богу!

Попы мне честь воздать хотят,

Мне ладан под носом курят,

Страшат вас светопреставленьем

И ада грозного мученьем.

Не слушайте вы их вранья,

Отец всем добрым детям я;

По смерти муки не страшитесь,

Любите, пейте, веселитесь…

Но с вами я заговорюсь…

Прощайте! Гладкого боюсь!

Коль в рай ему я дам дорогу,

Черт побери меня, ей-богу!"

1821(?)

84. В АЛЬБОМ Б‹АРАТЫНСКОМУ›

У нас, у небольших певцов,

Рука и сердце в вечной ссоре:

Одно тебе, без лишних слов,

Давно бы несколько стихов

Сердечных молвило, на горе

Моих воинственных врагов;

Другая ж лето все чертила

В стихах тяжелых вялый вздор,

А между тем и воды с гор

И из чернилицы чернила

Рок увлекал с толпой часов.

О, твой альбом-очарователь!

С ним замечтаться я готов.

В теченье стольких вечеров

Он, как старинный мой приятель,

Мне о былом воспоминал!

С ним о тебе я толковал,

Его любезный обладатель!

И на листках его встречал

Черты людей, тобой любимых

И у меня в душе хранимых

По доброте, по ласкам их

И образованному чувству

К свободно-сладкому искусству

Сестер бессмертно-молодых.

1821 или 1822

85. ЗАСТОЛЬНАЯ ПЕСНЯ

"ES KANN SCHON NIGHT IMMER SO BLEIBEN!"

(Посвящена Баратынскому и Коншину)

Ничто не бессмертно, не прочно

Под вечно изменной луной,

И все расцветает и вянет,

Рожденное бедной землей.

И прежде нас много веселых

Любило и пить, и любить:

Нехудо гулякам усопшим

Веселья бокал посвятить.

И после нас много веселых

Полюбят любовь и вино,

И в честь нам напенят бокалы,

Любившим и пившим давно.

Теперь мы доверчиво, дружно

И тесно за чашей сидим.

О дружба, да вечно пылаем

Огнем мы бессмертным твоим!

1822

Роченсальм, в Финляндии

86. СОНЕТ

Я плыл один с прекрасною в гондоле,

Я не сводил с нее моих очей;

Я говорил в раздумье сладком с ней

Лишь о любви, лишь о моей неволе.

Брега цвели, пестрело жатвой поле,

С лугов бежал лепечущий ручей,

Все нежилось. – Почто ж в душе моей

Не радости, унынья было боле?

Что мне шептал ревнивый сердца глас?

Чего еще душе моей страшиться?

Иль всем моим надеждам не свершиться?

Иль и любовь польстила мне на час?

И мой удел, не осушая глаз,

Как сей поток, с роптанием сокрыться?

1822

87. (19 ОКТЯБРЯ 1822)

Что Илличевский не в Сибири,

С шампанским кажет нам бокал,

Ура, друзья! В его квартире

Для нас воскрес лицейский зал.

Как песни петь не позабыли

Лицейского мы Мудреца,

Дай бог, чтоб так же сохранили

Мы скотобратские сердца.

19 октября 1822

88

София, вам свои сонеты

Поэт с весельем отдает:

Он знает, от печальной Леты

Альбом ваш, верно, их спасет!

1822 или 1823

89. К А. Е. И‹ЗМАЙЛОВУ›

Мой по каменам старший брат,

Твоим я басням цену знаю,

Люблю тебя, но виноват:

В тебе не все я одобряю.

К чему за несколько стихов,

За плод невинного веселья,

Ты стаю воружил певцов,

Бранящих все в чаду похмелья?

Твои кулачные бойцы

Меня не выманят на драку,

Они, не спорю, молодцы,

Я в каждом вижу забияку,

Во всех их взор мой узнает

Литературных карбонаров,

Но, друг мой, я не Дон-Кишот -

Не посрамлю своих ударов.

1822 или 1823

90. К МОРФЕЮ

Увы! ты изменил мне,

Нескромный друг, Морфей!

Один ты был свидетель

Моих сокрытых чувств,

И вздохов одиноких,

И тайных сердца дум.

Зачем же, как предатель,

В видении ночном

Святую тайну сердца

Безмолвно ты открыл?

Зачем, меня явивши

Красавице в мечтах,

Безмолвными устами

Принудил все сказать?

О! будь же, бог жестокий,

Будь боле справедлив:

Открой и мне взаимно,

Хотя в одной мечте,

О тайных чувствах сердца,

Сокрытых для меня.

О! дай мне образ милый

Хоть в призраке узреть;

И пылкими устами

Прильнув к ее руке…

Когда увижу розы

На девственном челе,

Когда услышу трепет

Стыдливой красоты,

Довольно – и, счастливец,

Я богу сей мечты

И жертвы благовонны,

И пурпурные маки

С Авророй принесу!

‹1823›

91. К СОФИИ

За ваше нежное участье

Больной певец благодарит:

Оно его животворит;

Он молит: "Боже, дай ей счастье

В сопутники грядущих дней,

Болезни мне, здоровье ей!

Пусть я по жизненной дороге

Пройду и в муках, и в тревоге;

Ее ж пускай ведут с собой

Довольство, радость и покой".

Вчера я был в дверях могилы;

Я таял в медленном огне;

Я видел: жизнь, поднявши крылы,

Прощальный взор бросала мне;

О жизни сладостного чувства

В недужном сердце не храня,

Терял невольно веру я

Врачей в печальные искусства;

Свой одр в мечтах я окружал

Судьбой отнятыми друзьями,

В последний раз им руки жал,

Молил последними словами

Мой бедный гроб не провожать,

Не орошать его слезами,

Но чаще с лучшими мечтами

Мечту о друге съединять.