Стихотворения - [70]

А Выго сукровицей плещет

О пленный берег, где медведь

В недавнем милом ладил сеть,

Чтобы словить луну на ужин!

Данилово — котел жемчужин,

Дамасских перлов, слезных смазней,

От поругания и казни

Укрылося под зыбкой схимой, —

То Китеж новый и незримый,

То беломорский смерть-канал,

Его Акимушка копал,

С Ветлуги Пров да тетка Фёкла.

Великороссия промокла

Под красным ливнем до костей

И слезы скрыла от людей,

От глаз чужих в глухие топи.

В немереном горючем скопе

От тачки, заступа и горстки

Они расплавом беломорским

В шлюзах и дамбах высят воды.

Их рассекают пароходы

От Повенца до Рыбьей Соли, —

То памятник великой боли,

Метла небесная за грех

Тому, кто выпив сладкий мех

С напитком дедовским стоялым,

Не восхотел в бору опалом,

В напетой, кондовой избе

Баюкать солнце по судьбе,

По доле и по крестной страже…

Россия! Лучше б в курной саже,

С тресковым пузырем в прорубе,

Но в хвойной непроглядной шубе,

Бортняжный мед в кудесной речи

И блинный хоровод у печи,

По Азии же блин — чурек,

Чтоб насыщался человек

Свирелью, родиной, овином

И звездным выгоном лосиным, —

У звезд рога в тяжелом злате, —

Чем крови шлюз и вошьи гати

От Арарата до Поморья.

Но лен цветет, и конь Егорья

Меж туч сквозит голубизной

И веще ржет… Чу! Волчий вой!

Я брел проклятою тропой

От Дона мертвого до Лаче.

III

Есть Демоны чумы, проказы и холеры,

Они одеты в смрад и в саваны из серы.

Чума с кошницей крыс, проказа со скребницей,

Чтоб утолить колтун палящей огневицей,

Холера же с зурной, где судороги жил,

Чтоб трупы каркали и выли из могил.

Гангрена, вереда и повар-золотуха,

Чей страшен едкий суп и терпка варенуха

С отрыжкой камфары, гвоздичным ароматом

Для гостя-волдыря с ползучей цепкой ватой.

Есть сифилис — ветла с разинутым дуплом

Над жёлчи омутом, где плещет осетром

Безносый водяник, утопленников пестун.

Год восемнадцатый на родину-невесту,

На брачный горностай, сидонские опалы

Низринул ливень язв и сукровиц обвалы,

Чтоб дьявол-лесоруб повыщербил топор

О дебри из костей и о могильный бор,

Не считанный никем, непроходимый. —

Рыдает Новгород, где тучкою златимой

Грек Феофан свивает пасмы фресок

С церковных крыл — поэту мерзок

Суд палача и черни многоротой.

Владимира червонные ворота

Замкнул навеки каменный архангел,

Чтоб стадо гор блюсти и водопой на Ганге,

Ах, для славянского ль шелома и коня?!

Коломна светлая, сестру Рязань обняв,

В заплаканной Оке босые ноги мочит,

Закат волос в крови и выколоты очи,

Им нет поводыря, родного крова нет!

Касимов с Муромом, где гордый минарет

Затмил сияньем крест, вопят в падучей муке

И к Волге-матери протягивают руки.

Но косы разметав и груди-Жигули,

Под саваном песков, что бесы намели,

Уснула русских рек колдующая пряха; —

Ей вести черные, скакун из Карабаха,

Ржет ветер, что Иртыш, великий Енисей

Стучатся в океан, как нищий у дверей:

«Впусти нас, дедушка, напой и накорми,

Мы пасмурны от бед, изранены плетьми

И с плеч береговых посняты соболя!»

Как в стужу водопад, плачь, русская земля,

С горючим льдом в пустых глазницах,

Где утро — сизая орлица —

Яйцо сносило — солнце жизни,

Чтоб ландыши цвели в отчизне,

И лебедь приплывал к ступеням.

Кошница яблок и сирени,

Где встарь по соловьям гадали, —

Чернигов с Курском! — Бык из стали

Вас забодал в чуму и в оспу,

И не сиренью — кисти в роспуск,

А лунным черепом в окно

Глядится ночь давным-давно.

Плачь, русская земля, потопом —

Вот Киев, по усладным тропам

К нему не тянут богомольцы,

Чтобы в печерские оконца

Взглянуть на песноцветный рай.

Увы, жемчужный каравай

Похитил бес с хвостом коровьим,

Чтобы похлебкою из крови

Царьградские удобрить зерна!

Се Ярославль — петух узорный,

Чей жар-атлас, кумач-перо

Не сложит в короб на добро

Кудрявый офень… Сгибнул кочет,

Хрустальный рог не трубит к ночи,

Зарю Христа пожрал бетон,

Умолк сорокоустный звон,

Он, стерлядь, в волжские пески

Запрятался по плавники!

Вы умерли, святые грады,

Без фимиама и лампады

До нестареющих пролетий.

Плачь, русская земля, на свете

Злосчастней нет твоих сынов,

И адамантовый засов

У врат лечебницы небесной

Для них задвинут в срок безвестный.

Вот город славы и судьбы,

Где вечный праздник бороньбы

Крестами пашен бирюзовых,

Небесных нив и трав шелковых,

Где князя Даниила дуб

Орлу двуобразному люб. —

Ему от Золотого Рога

В Москву указана дорога,

Чтобы на дебренской земле,

Когда подснежники пчеле

Готовят чаши благовоний,

Заржали бронзовые кони

Веспасиана, Константина…

IV

Скрипит иудина осина

И плещет вороном зобатым,

Доволен лакомством богатым,

О ржавый череп чистя нос,

Он трубит в темь: колхоз, колхоз!

И, подвязав воловий хвост,

На верезг мерзостный свирели

Повылез черт из адской щели. —

Он весь мозоль, парха и гной,

В багровом саване, змеей

По смрадным бедрам опоясан…

Не для некрасовского Власа

Роятся в притче эфиопы; —

Под черной зарослью есть тропы,

Бетонным связаны узлом —

Там сатаны заезжий дом.

Когда в кибитке ураганной

Несется он, от крови пьяный,

По первопутку бед, сарыней,

И над кремлевскою святыней,

Дрожа успенского креста,

К жилью зловещего кота

Клубит метельную кибитку, —

Но в боль берестяному свитку

Перо, омокнутое в лаву,

Я погружу его в дубраву,

Чтоб листопадом в лог кукуший

Стучались в стих убитых души…

Заезжий двор — бетонный череп,

Там бродит ужас, как в пещере,

Где ягуар прядет зрачками