Стихотворения - [46]

Пошли малиновые звоны,

Что на водах у Покрова

Растет Адамова трава.

Кто от живого злака вкусит —

Найдет зарочный перстень Руси,

Его Тишайший Алексей

В палатах и среди полей

Носил на пальце безымянном;

Унесен кречетом буланым

С миропомазаной руки,

Он теплит в топях огоньки,

Но лишь Адамовой травой

Закликать сокола домой!

И что у Клюевой Прасковьи

Цветок в тесовом изголовьи,

Недаром первенец сынок

Нашел курганный котелок

С новогородскими рублями

И с аравийскими крестами,

При них, как жар, епистолия,

Гласит — чем кончится Россия!

На слухи — щокоты сорочьи

У василька тускнели очи,

Полоска куколя и льна

Бывала трепетно бледна.

— Николенька, на нас мережи

Плетутся лапою медвежьей!

Китайские несториане

В поморском северном тумане

Нашли улыбчивый цветок,

И метят на тебя, дружок!.

Кричит орлица Валаама,

Из звездоликой Лхасы Лама

В леса наводит изумруд…

Крадутся в гагачий закут

Скопцы с дамасскими ножами!..

Ах, не веселыми руками

Я отдаю тебя в затвор —

Под соловецкий омофор!

Открою завтра же калитку

На ободворные зады,

Пускай до утренней звезды

Входящий вынесет по свитку —

На это доки бегуны! —

И вот под оловом луны,

В глухой бревенчатый тайник

Сошелся непоседный лик:

Старик со шрамом, как просека,

И с бородой Максима Грека,

В веригах богатырь-мужик,

Детина — поводырь калик

По прозвищу Оленьи Ноги,

Что ходят в пуще без дороги,

И баба с лестовкой буддийской.

От Пустозерска и до Бийска,

И от Хвалыни на Багдад

Течет невидимый Ефрат, —

Его бесплотным кораблям

Притины — Китеж и Сиам.

Златая отрасль Аввакума,

Чтоб не поднять в хоромах шума,

Одела заячьи коты,

И крест великой маяты,

Который с прадедом горел

И под золой заматорел, —

По тайникам, по срубам келий,

Пред ним сердца, как свечи, рдели.

— Отцам, собратиям и сестрам,

Христовым трудникам, невестам,

Любви и веры адамантам,

Сребра разженного талантам,

Орлам ретивым пренебесным,

Пустынным скименам безвестным

Лев грома в духе говорит,

Что от диавольских копыт

Болеет мать земля сырая,

И от Норвеги до Китая

Железный демон тризну правит!

К дувану адскому, не к славе,

Ведут Петровские пути!..

В церковной мертвенной груди

Гнездится змей девятиглавый…

Се Лев радельцам веры правой

Велит собраться на собор —

Тропой, через Вороний бор,

К Денисову кресту и дале

На Утоли Моя Печали!..

А на собор пресветлый просим

Макария — с Алтая лося,

От Белой пагоды Дракона,

Агата — столпника с Афона,

С Ветлуги деву Елпатею,

От суфиев — Абаза-змея.

Да от рязанских кораблей

Чету пречистых Голубей,

Еще Секиру от скопцов!..

Поморских братий и отцов,

Как ель, цветущих недалеко,

Мы известим особь сорокой! —

Так мамины гласили свитки —

Громов никейских пережитки.

Земным поклоном бегуны

Почтили отзвуки струны

Узорной корсунской псалтыри,

Чтоб разнести по русской шири,

Как вьюга, искры серебра

От пустозерского костра.

(Здесь в рукописи имеется запись:

Поэма Последняя Русь еще не кончена.

1) собор отцов,

2) смерть матери,

3) явление матери падчерице Арише с предупреждением о страшной опасности,

4) Ариша с дочерью Настенькой на могилке Пашеньки)

1930. На Покров день.

Денисов крест с Вороньим бором

Стоят, как воины дозором,

Где тропы сходятся узлом.

Здесь некогда живым костром,

Белее ледовитых пен,

Две тысячи отцов и жен

Пристали к берегу Христову.

Не скудному мирскому слову

Узорить отчие гроба,

Пока архангела труба

Не воззовет их к веси новой,

Где кедром в роще бирюзовой

Доспеет русская судьба.

* * *

Денисов крест — потайный знак,

Что есть заклятый буерак,

Что сорок верст зыбучих мхов

Подземной храмины покров.

В нее, по цвету костяники,

Стеклись взыскующие лики:

Скопец-Секира и Халдей,

Двенадцать вещих медведей

С Макарием — лесным Христом,

Над чьим смиренным клобуком

Язык огня из хризолита,

И Елпатея — риза скита

Из омофорных подоплек —

Все объявились в час и срок.

В подземной горнице, как в чаше,

Незримым опахалом машет

И улыбается слюда —

Окаменелая вода

Со стен, где олова прослои

И скопы золота, как рои,

По ульям кварца залегли, —

То груди Матери-земли

Удоем вспенили родник.

Недаром керженский мужик,

Поморец и бегун от Оби

Так величавы в бедном гробе.

— Образ есть неизреченной славы, —

Поют над ними крыльев сплавы,

Очей, улыбок, снежных лилий.

В их бороды из древних былей

Упали башни городов,

Как в озеро зубцы лесов.

И в саванах, по мхам олени, —

Блуждают сонмы поколений

От Вавилона и до Выга…

Цвети, таинственная книга

Призоров чарых и метелей,

Быть может, в праздник новоселий

Кудрявый внук в твои разливы

Забросит невод глаз пытливых,

Чтоб выловить колдунью рыбу —

Певучеротую улыбу!

Но ты, железный вороненок,

Кому свирель лесных просонок

Невнятна, как ежу купава,

Не прилетай к узорным травам,

Оне обожжены грозой —

России крестною слезой!

И ты, кровавый, злобный ящер,

Кому убийство песни слаще

И кровь дурманнее вина,

Не для тебя стихов весна,

Где под ольхою, в пестрой зыбке

Роятся иволги-улыбки,

И ель смолистой едкой титькой

Поит Аленушку с Микиткой

(То бишь, Федюшу с Парасковьей.

К чему приводит цветословье!)

Собор пресветлый вел Макарий,

Весь в хризолитовом пожаре,

И с ним апостолы-медведи —

В убрусах из закатной меди,

Венцы нездешней филиграни.

— Отцы и сестры, на Уране

Меч указует судный час,

Разодран сакоса атлас,

И веред на церковной плоти,

Как лось, увязнувший в болоте,

Смердящим оводом клокочет.