Стихотворения и поэмы - [6]

Отшельником живу, Екатерининский канал 105.

За окнами растет ромашка, клевер дикий,

Из-за разбитых каменных ворот

Я слышу Грузии, Азербайджана крики.

Из кукурузы хлеб, прогорклая вода.

Телесный храм разрушили.

В степях поет орда,

За красным знаменем летит она послушная.

Мне делать нечего пойду и помолюсь

И кипарисный крестик поцелую

Сегодня ты смердишь напропалую Русь

В Кремле твой Магомет по ступеням восходит

И на Кремле восходит Магомет Ульян:

«Иль иль Али, иль иль Али Рахман!»

И строятся полки, и снова вскачь

Зовут Китай поднять лихой кумач.

Мне ничего не надо: молод я

И горд своей душою неспокойной.

И вот смотрю закат, в котором жизнь моя,

Империи Великой и Просторной.

VII

Ты помнишь круглый дом и шорох экипажей?.

Ты помнишь круглый дом и шорох экипажей?

Усни мой дом, усни…

Не задрожит рояль и путь иной указан

И белый голубь плавает над ним.

Среди домов щербатых кузов от рояля

Средь снежных гор неизреченный свет

И Гефсиманских бед мерцают снова пальмы,

Усни мой дом, усни на много лет.

И все же я простой как дуб среди Помпеи…

И все же я простой как дуб среди Помпеи

Приди влюбленный с девушкой своей

Возьми кувшин с соленым, терпким зельем

И медленно глотками пей

И встанет мерный дом над черною водою

И утро сизое на ступенях церквей

И ты поймешь мою тоску и шелест

Среди чужих и Гефсиманских дней

Усталость в теле бродит плоскостями…

Усталость в теле бродит плоскостями,

На каждой плоскости упавшая звезда.

Мой вырождающийся друг, двухпалый Митя,

Нас не омоет Новый Иордан.

И вспомнил Назарет и смуглого Исуса,

Кусок зари у Иудейских гор.

И пальцы круглые тяжелые как бусы

И твой обвернутый вкруг подбородка взор.

Мои слегка потрескивают ноги,

Звенят глаза браслетами в ночи,

И весь иду здоровый и убогий,

Где ломаные млеют кирпичи.

Погладил камень и сказал спокойно:

Спи, брат, не млей, к тщете не вожделей.

Творить себе кумир из человека недостойно,

Расти травой тысячелетних дней.

И все ж я не живой под кущей Аполлона…

И все ж я не живой под кущей Аполлона

Где лавры тернием вошли в двадцатилетний лоб

Под бури гул, под чудный говор сада

Прикован я к Лирической скале.

Шумит ли горизонт иль ветр цветной приносит

К ногам моим осколки кораблей

Линяет кенарь золотая осень

Седой старик прикован ко скале.

И голый я стою среди снегов…

И голый я стою среди снегов,

В пустых ветвях не бродит сок зеленый

А там лежит, исполненный тревог

Мой город мерный, звонкий и влюбленный

И так же ходит муза по ночам

Старуха в капоте с своей глухою лирой

И млеют юноши до пустоты плеча

О девушке нагой, тугой и милой.

Да быки крутолобые тонкорунные козы…

Да быки крутолобые тонкорунные козы

Женщин разных не надо, Лиду я позабыл.

Знаю в Дельфах пророчили гибель Эллады

Может Эллада погибла, но я не погиб

Юноши в кольцах пришли звали на пир в Эритрею

Лидой меня соблазняли плачет, тоскует она…

Что же, пусть плачет найдет старика и забудет

Я молодой – крашеных жен не люблю.

Вера неси виноград, но зачем христианское имя?

Лучше Алкменою будь мы покорились судьбе.

Слышишь ликует Олимп, веселятся добрые Боги

Зевс Небожитель ссорится с Герой опять.

Слава тебе Аполлон, слава!.

Слава тебе Аполлон, слава!

Сердце мое великой любовью полно

Вот я сижу молодой и рокочут дубравы

Зреют плоды наливные и день голосит!

Жизнь полюбил не страшны мне вино и отравы

День отойдет вечер спокойно стучит.

Слабым я был но теперь сильнее быка молодого

Девушка добрая тут, что же мне надо еще!

Пусть на хладных брегах взвизгах сырого заката

Город погибнет где был старцем беспомощным я

Снял я браслеты и кольца, не крашу больше ланиты

По вечерам слушаю пение муз.

Слава, тебе Аполлон слава!

Тот распятый теперь не придет

Если придет вынесу хлеба и сыра

Слабый такой пусть подкрепится дружок.

Под рожью спит спокойно лампа Аладина

Под рожью спит спокойно лампа Аладина.

Пусть спит в земле спокойно старый мир.

Прошла неумолимая с косою длинной

Сейчас наверно около восьми.

Костер горит. Узлы я грею пальцев.

Сезам! Пусти обратно в старый мир,

Немного побродить в его высоком зале

И пересыпать вновь его лари.

Осины лист дрожит в лазури

И Соломонов Храм под морем синим спит.

Бредет осел корнями гор понурый,

Изба на курьих ножках жалобно скрипит.

В руке моей осколок римской башни,

В кармане горсть песка монастырей.

И ветер рядом ласково покашливает,

И входим мы в отворенную дверь.

Плывут в тарелке оттоманские фелюги…

Плывут в тарелке оттоманские фелюги

И по углам лари стоят.

И девушка над Баха фугой

Живет сто лет тому назад.

О, этот дом и я любил когда-то

И знал ее и руки целовал,

Смотрел сентиментальные закаты

И моря синего полуовал.

О, заверни в конфектную бумажку…

О, заверни в конфектную бумажку

Храм Соломона с светом желтых свеч.

Пусть ест его чиновник важно

И девушка с возлюбленным в траве.

Крылами сердце ударяет в клетке,

Спокойней, милое, довольно ныть,

Смотри, вот мальчик бродит с сеткой,

Смотри, вот девушка наполнена весны.

Я снял сапог и променял на звезды…

Я снял сапог и променял на звезды,

А звезды променял на ситцевый халат,

Как глуп и прост и беден путь Господний,

Я променял на перец шоколад.

Мой друг ушел и спит с осколком лиры,

Он все еще Эллады ловит вздох.

И чудится ему, что у истоков милых,

Склоняя лавр, возлюбленная ждет.