Стихотворения и поэмы - [30]

Пал на колени пред ним и сказал: «Помоги, Иоанне!

Брат мой по плоти преставился; братом он был по душе мне!

Тяжкая горесть снедает меня; я плакать хотел бы —

Слезы не льются из глаз, но скипаются в горестном сердце.

Ты же мне можешь помочь: напиши лишь умильную песню,

Песнь погребальную милому брату, ее чтобы слыша,

Мог я рыдать, и тоска бы моя получила ослабу!»

Кротко взглянул Иоанн и печально в ответ ему молвил:

«Или не ведаешь ты, каким я связан уставом?

Строгое старец на песни мои наложил запрещенье!»

Тот же стал паки его умолять, говоря: «Не узнает

Старец о том никогда; он отсель отлучился на три дня,

Брата ж мы завтра хороним; молю тебя всею душою,

Дай утешение мне в беспредельно горькой печали!»

Паки ж отказ получив: «Иоанне! – сказал черноризец, —

Если бы был ты телесным врачом, а я б от недуга

Так умирал, как теперь умираю от горя и скорби,

Ты ли бы в помощи мне отказал? И не дашь ли ответа

Господу Богу о мне, если ныне умру безутешен?»

Так говоря, колебал в Дамаскине он мягкое сердце.

Собственной полон печали, певец дал жалости место;

Черною тучей тогда на него низошло вдохновенье,

Образы мрачной явились толпой, и в воздухе звуки

Стали надгробное мерно гласить над усопшим рыданье.

Слушал певец, наклонивши главу, то незримое пенье,

Долго слушал, и встал, и, с молитвой вошедши в пещеру,

Там послушной рукой начертал, что ему прозвучало.

Так был нарушен устав, так прервано было молчанье.

–

Над вольной мыслью Богу неугодны

       Насилие и гнет:

Она, в душе рожденная свободно,

       В оковах не умрет!

Ужели вправду мнил ты, близорукий,

       Сковать свои мечты?

Ужель попрать в себе живые звуки

       Насильно думал ты?

С Ливанских гор, где в высоте лазурной

       Белеет дальний снег,

В простор степей стремяся, ветер бурный

       Удержит ли свой бег?

И потекут ли вспять струи потока,

       Что между скал гремят?

И солнце там, поднявшись от востока,

       Вернется ли назад?

8

Колоколов унылый звон

С утра долину оглашает.

Покойник в церковь принесен;

Обряд печальный похорон

Собор отшельников свершает.

Свечами светится алтарь,

Стоит певец с поникшим взором,

Поет напутственный тропарь,

Ему монахи вторят хором:

Т р о п а р ь

«Какая сладость в жизни сей

Земной печали непричастна?

Чье ожиданье не напрасно?

И где счастливый меж людей?

Все то превратно, все ничтожно,

Что мы с трудом приобрели, —

Какая слава на земли

Стоит тверда и непреложна?

Все пепел, призрак, тень и дым,

Исчезнет все как вихорь пыльный,

И перед смертью мы стоим

И безоружны и бессильны.

Рука могучего слаба,

Ничтожны царские веленья —

Прими усопшего раба,

Господь, в блаженные селенья!

Как ярый витязь смерть нашла,

Меня как хищник низложила,

Свой зев разинула могила

И все житейское взяла.

Спасайтесь, сродники и чада,

Из гроба к вам взываю я,

Спасайтесь, братья и друзья,

Да не узрите пламень ада!

Вся жизнь есть царство суеты,

И, дуновенье смерти чуя,

Мы увядаем, как цветы, —

Почто же мы мятемся всуе?

Престолы наши суть гроба,

Чертоги наши – разрушенье, —

Прими усопшего раба,

Господь, в блаженные селенья!

Средь груды тлеющих костей

Кто царь? кто раб? судья иль воин?

Кто царства Божия достоин?

И кто отверженный злодей?

О братья, где сребро и злато?

Где сонмы многие рабов?

Среди неведомых гробов

Кто есть убогий, кто богатый?

Все пепел, дым, и пыль, и прах,

Все призрак, тень и привиденье —

Лишь у тебя на небесах,

Господь, и пристань и спасенье!

Исчезнет все, что было плоть,

Величье наше будет тленье —

Прими усопшего, Господь,

В твои блаженные селенья!

И Ты, Предстательница всем!

И Ты, Заступница скорбящим!

К Тебе о брате, здесь лежащем,

К Тебе, Святая, вопием!

Моли Божественного Сына,

Его, Пречистая, моли,

Дабы отживший на земли

Оставил здесь свои кручины!

Все пепел, прах, и дым, и тень!

О други, призраку не верьте!

Когда дохнет в нежданный день

Дыханье тлительное смерти,

Мы все поляжем, как хлеба,

Серпом подрезанные в нивах, —

Прими усопшего раба,

Господь, в селениях счастливых!

Иду в незнаемый я путь,

Иду меж страха и надежды;

Мой взор угас, остыла грудь,

Не внемлет слух, сомкнуты вежды;

Лежу безгласен, недвижим,

Не слышу братского рыданья,

И от кадила синий дым

Не мне струит благоуханье;

Но вечным сном пока я сплю.

Моя любовь не умирает,

И ею, братья, вас молю,

Да каждый к Господу взывает:

Господь! В тот день, когда труба

Вострубит мира преставленье, —

Прими усопшего раба

В Твои блаженные селенья!»

9

Так он с монахами поет.

Но вот меж ними, гость нежданный,

Нахмуря брови, предстает

Наставник старый Иоанна.

Суровы строгие черты,

Главу подъемля величаво:

«Певец, – он молвит, – так ли ты

Блюдешь и чтишь мои уставы?

Когда пред нами братний прах,

Не петь, но плакать нам пристойно!

Изыди, инок недостойный, —

Не в наших жить тебе стенах!»

И, гневной речью пораженный,

Виновный пал к его ногам:

«Прости, отец! не знаю сам,

Как преступил твои законы!

Во мне звучал немолчный глас,

В неодолимой сердца муке

Невольно вырвалися звуки,

Невольно песня полилась!»

И ноги старца он объемлет:

«Прости вину мою, отец!»

Но тот раскаянью не внемлет,

Он говорит: «Беги, певец!

Досель житейская гордыня

Еще жива в твоей груди —

От наших келий отойди,

Не оскверняй собой пустыни!»

10

Прошла по лавре роковая весть,

Отшельников смутилося собранье: