Стихотворения и поэмы - [25]

        Перо его местию дышит,

Прочтет, улыбнется, и снова прочтет,

        И снова без отдыха пишет,

И злыми словами язвит он царя,

И вот уж, когда занялася заря,

        Поспело ему на отраду

        Послание, полное яду.

Но кто ж дерзновенные князя слова

        Отвезть Иоанну возьмется?

Кому не люба на плечах голова,

        Чье сердце в груди не сожмется?

Невольно сомненья на князя нашли...

Вдруг входит Шибанов в поту и в пыли:

        «Князь, служба моя не нужна ли?

        Вишь, наши меня не догнали!»

И в радости князь посылает раба,

        Торопит его в нетерпенье:

«Ты телом здоров, и душа не слаба.

        А вот и рубли в награжденье!»

Шибанов в ответ господину: «Добро!

Тебе здесь нужнее твое серебро,

        А я передам и за муки

        Письмо твое в царские руки».

Звон медный несется, гудит над Москвой;

        Царь в смирной одежде[18] трезвонит;

Зовет ли обратно он прежний покой

        Иль совесть навеки хоронит?

Но часто и мерно он в колокол бьет,

И звону внимает московский народ,

        И молится, полный боязни,

        Чтоб день миновался без казни.

В ответ властелину гудят терема,

        Звонит с ним и Вяземский[19] лютый,

Звонит всей опрични кромешная тьма,

        И Васька Грязной, и Малюта,

И тут же, гордяся своею красой,

С девичьей улыбкой, с змеиной душой,

        Любимец звонит Иоаннов,

        Отверженный богом Басманов.

Царь кончил; на жезл опираясь, идет,

        И с ним всех окольных[20] собранье.

Вдруг едет гонец, раздвигает народ,

        Над шапкою держит посланье.

И спрянул с коня он поспешно долой,

К царю Иоанну подходит пешой

        И молвит ему, не бледнея:

        «От Курбского князя Андрея!»

И очи царя загорелися вдруг:

        «Ко мне? От злодея лихого?

Читайте же, дьяки, читайте мне вслух

        Посланье от слова до слова!

Подай сюда грамоту, дерзкий гонец!»

И в ногу Шибанова острый конец

        Жезла своего он вонзает,

        Налег на костыль – и внимает:

«Царю, прославляему древле от всех,

        Но тонущу в сквернах обильных!

Ответствуй, безумный, каких ради грех

        Побил еси добрых и сильных?

Ответствуй, не ими ль, средь тяжкой войны,

Без счета твердыни врагов сражены?

        Не их ли ты мужеством славен?

        И кто им бысть верностью равен?

Безумный! Иль мнишись бессмертнее нас,

        В небытную ересь прельщенный?

Внимай же! Приидет возмездия час,

        Писанием нам предреченный,

И аз, иже[21] кровь в непрестанных боях

За тя[22], аки воду, лиях[23] и лиях,

        С тобой пред судьею[24] предстану!» —

        Так Курбский писал к Иоанну.

Шибанов молчал. Из пронзенной ноги

        Кровь алым струилася током,

И царь на спокойное око слуги

        Взирал испытующим оком.

Стоял неподвижно опричников ряд;

Был мрачен владыки загадочный взгляд,

        Как будто исполнен печали;

        И все в ожиданье молчали.

И молвил так царь: «Да, боярин твой прав,

        И нет уж мне жизни отрадной,

Кровь добрых и сильных ногами поправ,

        Я пес недостойный и смрадный!

Гонец, ты не раб, но товарищ и друг,

И много, знать, верных у Курбского слуг,

        Что выдал тебя за бесценок!

        Ступай же с Малютой в застенок!»

Пытают и мучат гонца палачи,

        Друг к другу приходят на смену:

«Товарищей Курбского ты уличи,

        Открой их собачью измену!»

И царь вопрошает: «Ну что же гонец?

Назвал ли он вора друзей наконец?»

        «Царь, слово его все едино:

        Он славит свого господина!»

День меркнет, приходит ночная пора,

        Скрыпят у застенка ворота,

Заплечные[25] входят опять мастера,

        Опять зачалася работа.

«Ну, что же, назвал ли злодеев гонец?»

«Царь, близок ему уж приходит конец,

        Но слово его все едино,

        Он славит свого господина:

«О князь, ты, который предать меня мог

        За сладостный миг укоризны,

О князь, я молю, да простит тебе бог

        Измену твою пред отчизной!

Услышь меня, боже, в предсмертный мой час.

Язык мой немеет, и взор мой угас,

        Но в сердце любовь и прощенье,

        Помилуй мои прегрешенья!

Услышь меня, боже, в предсмертный мой час,

        Прости моего господина!

Язык мой немеет, и взор мой угас,

        Но слово мое все едино:

За грозного, боже, царя я молюсь,

За нашу святую, великую Русь,

        И твердо жду смерти желанной!»

        Так умер Шибанов, стремянный.

1840-е годы

Богатырь

По русскому славному царству,

На кляче разбитой верхом,

Один богатырь разъезжает

И взад, и вперед, и кругом.

Покрыт он дырявой рогожей,

Мочалы вокруг сапогов,

На брови надвинута шапка,

За пазухой пеннику штоф.

«Ко мне, горемычные люди,

Ко мне, молодцы, поскорей!

Ко мне, молодицы и девки, —

Отведайте водки моей!»

Он потчует всех без разбору,

Гроша ни с кого не берет,

Встречает его с хлебом-солью,

Честит его русский народ.

Красив ли он, стар или молод —

Никто не заметил того;

Но ссоры, болезни и голод

Плетутся за клячей его.

И кто его водки отведал,

От ней не отстанет никак,

И всадник его провожает

Услужливо в ближний кабак.

Стучат и расходятся чарки,

Трехпробное льется вино,

В кабак, до последней рубахи,

Добро мужика снесено.

Стучат и расходятся чарки,

Питейное дело растет,

Жиды богатеют, жиреют,

Беднеет, худеет народ.

Со службы домой воротился

В деревню усталый солдат;