Стихотворения и поэмы - [47]

Шрифт
Интервал

И во сто крат злей бытия.
И ветер резче в эти ночи,
Чем взмах крылами воронья!
Над каждым первым поцелуем,
Последний ладан панихид.
И оттого мы так ревнуем,
Но терпим бешенство обид.
Сжимая пистолет заране,
Влюбленный, в свой черед поймешь,
Что сладостный огонь желаний
Порой на ненависть похож.
Любовь! Твой плащ горит над миром,
Но плащ твой с выпушкою бед.
Твой страшный глаз глядит сапфиром,
Но в нем ясней рубинный след.
И всё ж пленять не перестанешь,
Любовь последняя моя,
И ты убьешь, но не обманешь
Певучий почерк соловья.

23 марта 1933–1935

Переводы Эварист Парни

(Из сборника «Эротические стихи»)

Элеонора

Итак, Элеонора дорогая,
Теперь тебе чудесный грех знаком;
Желая, — ты дрожала пред грехом,
Дрожала, даже этот грех вкушая.
Скажи, что страшного нашла ты в нем?
Чуть-чуть смятенья, нежность вспоминанья,
И изумленье перед новизной,
Печаль, и более всего — желанье, —
Вот всё, что после чувствуешь душой.
Блестящие цвета и роз и лилий
Уже смешались на твоих щеках;
Стыду дикарки место уступили
И нега и застенчивость в глазах;
Они в очаровательных делах
Причиною и результатом были.
  Твоя взволнованная грудь
  Не робко хочет оттолкнуть
  Ту мягкость ткани над собою,
Приглаженную матери рукою,
Что боле дерзко в свой черед,
Нескромная, порой ночною,
Рука любовника сомнет.
И сладкая мечтательность уж скоро
Заменит шалости собой,
А также ветреность, которой
Обескуражен милый твой.
  Душа, смягчался всё боле,
  Себя лениво погрузит
  В переживанье, где царит
  Одна лишь сладость меланхолий!
Печальным предоставим цензорам
Считать виною непрощенной
От горестей единственный бальзам
И тот восторг, что Бог, к нам благосклонный,
В зародыше всем даровал сердцам.
  Не верь: их лживы уверенья
  И ревность лицемерна всех;
  В ней для природы оскорбленье:
  Так сладок не бывает грех!

Страх

Ты помнишь ли, чудесная плутовка,
Ту ночь, когда счастливою уловкой
Обманут Аргус, стороживший дом,
К тебе в объятья я попал тайком.
От поцелуев защищала алый
Свой рот напрасно ты на этот раз;
И только к кражам приводил отказ.
Внезапный шум ты в страхе услыхала,
Смогла далекий отсвет увидать,
И позабыла ты про страсть в испуге.
Но изумление заставило опять
В моих руках сердечко трепетать.
Я хохотал над страхами подруги:
Я знал, что в это время стережет
Восторги наши бог любви Эрот.
Твой видя плач, он попросил Морфея,
И тот у Аргуса, врага услад,
Мгновенно притупил и слух и взгляд,
Раскрыв крыло над матерью твоею,
Аврора утром раньше, чем бывало,
Теченье наших прервала забав,
Амуров боязливых разогнав.
Им смехом ты невольным обещала
Свиданье новое под вечерок.
О, боги! Если бы я только мог
Владеть и днем, и полночью моею, —
То юный провозвестник дня позднее
Нам возвещал бы солнечный восход.
А солнце, в легком беге устремляясь
И обликом румяным улыбаясь,
На час-другой взошло б на на небосвод!
Имели б времени амуры боле,
И сумрак ночи длился дольше бы тогда,
Моих мгновений сладостная доля
Среди одних утех была б всегда.
И в сделке мудростью руководимый, —
Я четверть отдал бы моим друзьям,
Такую ж часть — моим прекрасным снам,
А половину — отдал бы любимой!

Досада

Навек постыл
Будь, образ милой,
Что изменила,
Кого любил!
Мы прятать станем
Слезу очей:
Подобно ей,
И мы обманем!
Прекрасный вид
В расцвете силы
Сердечку милой
Так сильно льстит.
Пуста несметно,
Ты безответна
К моим мольбам.
К обману падка,
Быть хочешь сладкой
Другим очам.
Ей огорчений
Не жаль моих;
От чар своих
Ты в упоенье,
Года пройдут
И дар нездешний
С собой возьмут,
Любовь поспешно
Прочь унесут.
Уход тревожный!
Надежду гнать!
Ах, изменять
Уж невозможно!
Тогда при всех,
Роняя смех,
И рад ужасно,
Мимо идя,
Промолвлю я:
«Она была прекрасна!»

Любовное размышление

Хочу, ее узрев, в объятья пасть.
В груди трепещет сердце всё сильнее;
И от желаний я уже пьянею,
И пылко шаг мой ускоряет страсть.
Но подле той, кого мы обожаем,
Должны мы обуздать страстей порыв:
Любви чрезмерной страстью повредив,
Мы только страсть восторгов сокращаем.

Еще от автора Вадим Габриэлевич Шершеневич
Лошадь как лошадь

Шершеневич Вадим Габриэлевич — поэт, переводчик. Поэзия Шершеневича внесла огромный вклад в продвижение новых литературных теорий и идей, формирования Серебряного века отечественной литературы. Вместе с С. Есениным, А. Мариенгофом и Р. Ивневым Шершеневич cформировал в России теорию имажинизма (от французского image – образ).


Имажинисты. Коробейники счастья

Книга включает поэму причащения Кусикова «Коевангелиеран» (Коран плюс Евангелие), пять его стихотворений «Аль-Баррак», «Прийти оттуда И уйти в туда…», «Так ничего не делая, как много делал я…», «Уносился день криком воронья…», «Дырявый шатёр моих дум Штопают спицы луны…», а также авангардно-урбанистическую поэму Шершеневича «Песня песней».Название сборнику дают строки из программного стихотворения одного из основателей имажинизма и главного его теоретика — Вадима Шершеневича.


Поэмы

Творчество В.Г.Шершеневича (1893-1942) представляет собой одну из вершин русской лирики XX века. Он писал стихи, следуя эстетическим принципам самых различных литературных направлений: символизма, эгофутуризма, кубофутуризма, имажинизма.


Чудо в пустыне

Последний из серии одесских футуристических альманахов. «Чудо в пустыне» представляет собой частью второе издание некоторых стихотворений, напечатанных в распроданных книгах («Шелковые фонари», «Серебряные трубы», «Авто в облаках», «Седьмое покрывало»), частью новые произведения В. Маяковского, С. Третьякова и В. Шершеневича.https://ruslit.traumlibrary.net.


Стихи

Вадим Габриэлевич Шершеневич (25 января 1893, Казань — 18 мая 1942, Барнаул) — поэт, переводчик, один из основателей и главных теоретиков имажинизма.


Автомобилья поступь

Вторая книга лирики В. Шершеневича. «В эту книгу включены стихотворения, написанные в период 1912–1914 гг. Многие из этих пьес были уже напечатаны, как в моих предыдущих брошюрах, так и в периодических изданиях. Еще бо́льшее количество пьес, написанных в то же время, мною сюда не включено. Я хотел представить в этой книге весь мой путь за это время, не опуская ни одного отклона. Для каждого устремления я попытался выбрать самое характерное, откинув подходы, пробы и переходы.»https://ruslit.traumlibrary.net.


Рекомендуем почитать
Полное собрание стихотворений

«… Мережковский-поэт неотделим от Мережковского-критика и мыслителя. Его романы, драмы, стихи говорят о том же, о чем его исследования, статьи и фельетоны. „Символы“ развивают мысли „Вечных Спутников“, „Юлиан“ и „Леонардо“ воплощают в образах идеи книги о „Толстом и Достоевском“, „Павел“ и „Александр I и декабристы“ дают предпосылки к тем выводам, которые изложены Мережковским на столбцах „Речи“ и „Русского Слова“. Поэзия Мережковского – не ряд разрозненных стихотворений, подсказанных случайностями жизни, каковы, напр., стихи его сверстника, настоящего, прирожденного поэта, К.


Стихотворения

Поэтическое наследие М. Кузмина (1872–1936) в таком объеме издается впервые. Представлено 11 стихотворных книг и значительное количество стихотворений, не вошедших в авторские сборники. Большая часть текстов сверена с автографами, в примечаниях использованы обширные архивные материалы, в том числе Дневник поэта, а также новейшие труды отечественных и зарубежных исследователей творчества М. Кузмина.http://ruslit.traumlibrary.net.


Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Книга представляет собой самое полное из изданных до сих пор собрание стихотворений поэтов, погибших во время Великой Отечественной войны. Она содержит произведения более шестидесяти авторов, при этом многие из них прежде никогда не включались в подобные антологии. Антология объединяет поэтов, погибших в первые дни войны и накануне победы, в ленинградской блокаде и во вражеском застенке. Многие из них не были и не собирались становиться профессиональными поэтами, но и их порой неумелые голоса становятся неотъемлемой частью трагического и яркого хора поколения, почти поголовно уничтоженного войной.


Стихотворения и поэмы

Александр Галич — это целая эпоха, короткая и трагическая эпоха прозрения и сопротивления советской интеллигенции 1960—1970-х гг. Разошедшиеся в сотнях тысяч копий магнитофонные записи песен Галича по силе своего воздействия, по своему значению для культурного сознания этих лет, для мучительного «взросления» нескольких поколений и осознания ими современности и истории могут быть сопоставлены с произведениями А. Солженицына, Ю. Трифонова, Н. Мандельштам. Подготовленное другом и соратником поэта практически полное собрание стихотворений Галича позволяет лучше понять то место в истории русской литературы XX века, которое занимает этот необычный поэт, вместе с В.