Стихотворения и поэмы - [47]

Блестит, как польская броня иль Неман,

Когда еще под ранним солнцем нем он

И с берегов уже снега сошли.

А я – что взял за ратный труд! С пеленок

Что принял я? Кольчугу да шелом.

Природный князь, как нищий татарчонок,

Я был вскормлен кобыльим молоком.

Весь день в седле. В ночи лошажья грива

Подушкой мне: прижался к ней – и стой

До утреннего трубного призыва…

В те времена, когда ровесник мой

Верхом на палке, с саблей деревянной,

Решив потешить мать или сестру

Сражения картиною обманной,

Устраивал невинную игру,

Не в шутку я с татарами сражался

И с польской саблей мой клинок скрещался.

За Эрдвиллом сменялся князем князь,

А вотчина моя не разрослась.

Ты погляди на мой дворец кирпичный,

На частокол дубовый погляди,

Моих отцов обитель обойди,

Где свод стеклянный? Где металл добычный?

Покрыты стены мшистой скорлупой,

А не бесценной тканью золотой.

Я шел сквозь дым из боя в бой кровавый

Не за богатством, а за бранной славой.

Но Витовт всех их славою затмил:

Он – словно солнце средь других светил,

Его поет, как Мендога второго,

За пиршественной чашей вайделот,

Его дела до внуков донесет

Гул вещих струн и песенное слово.

А кто, скажи мне, наши имена

В грядущие припомнит времена?

Я не завистлив. Пусть ведет с кем хочет

Победный бой – и славен, и богат,

Но пусть зубов на княжества не точит,

Что не ему, а нам принадлежат.

Давно ль потряс – в дни мира и покоя

Литовскую столицу произвол

И Витовт беспощадною рукою

С престола прочь Ольгердовича смел?

О властолюбец! Как во время оно

Гонец Крывейта, так его гонец

Князей возводит и низводит с трона.

Но мы положим этому конец.

На спинах наших ездил он довольно!

Пока горит в моей груди огонь,

Пока руке железо подневольно,

Пока быстрее кречета мой конь,

Что был добычей крымскою моею

(Такого же я дал тебе коня,

Другие десять в стойлах у меня:

Для верных слуг я их не пожалею),

Пока мой конь… Пока я полон сил…"

Тут горло князю гнев перехватил,

Меч зазвенел. Собою не владея,

Князь вздрогнул и поднялся. И тогда

Какое пламя пронеслось над князем?

Так, покидая небосвод, звезда

Летит стремглав, роняя искры наземь…

Князь обнажил тяжелый свой клинок

И в пол ударил, и под своды зданья

Снопом взлетело пламя из-под ног.

И окружило снова их молчанье.

Вновь князь заговорил: "Довольно слов!

Пожалуй, ночь достигла половины,

Сейчас вторых услышим петухов.

Отдай приказ вождям моей дружины.

Я лягу. Телу надобен покой,

И сна возжаждал дух смятенный мой:

Три дня, три ночи я не спал в дороге.

Взгляни, как блещет месяц полнорогий,

День будет ясен. Кейстута сынам

Достанутся не пышные чертоги,

А только щебень с пеплом пополам!"

В ладони хлопнул князь. Вбежали слуги,

Ему раздеться помогли. Он лег

На ложе при советнике и друге,

Чтобы с орей тот вышел за порог.

И Рымвид подчинился поневоле

И, господину не переча боле,

Ушел. По долгу верного слуги

Веленье князя передал дружине

И в замок вновь направил он шаги.

Ужель вторично он посмеет ныне

Литавора тревожить? Нет, идет

К другому, левому крылу твердыни.

Уж позади подъемный мост. И вот

Он в галерее, у дверей княгини.

Тогда за князем замужем была

Дочь величавой Лиды властелина,

И первою на Немане слыла

Красавицей прекрасная Гражина.

Она уже пережила рассвет,

Она вступила в полдень женских лет,

Зато владела прелестью двойною

И зрелой и девичьей красотою.

Казалось – видишь летом вешний цвет,

Что молодым румянцем розовеет,

А в то же время – плод под солнцем зреет…

Кто краше, чем Литавора жена?

Кто стройностью с княгинею сравнится?

Гражина тем еще могла гордиться,

Что ростом князь не выше, чем она.

Когда, как лес, прислужники со свитой

Вокруг четы толпятся именитой,

Князь молодой с красавицей женой

Как тополя над чащею лесной.

Не только стан красавицы княгини,

Но и душа была под стать мужчине.

Забыв о пяльцах и веретене,

Она не раз, летя быстрее бури

Верхом на жмудском боевом коне,

Охотилась – в медвежьей жесткой шкуре

И рысьей шапке – с мужем наравне.

Порой, со свитой возвратясь, Гражина

Обманывала глаз простолюдина,

Литавору подобная вполне;

Тогда не князю, а его супруге

Почет смиренно воздавали слуги.

Среди трудов совместных и забав,

Усладой – в горе, в счастье – другом став,

Княгиня, с мужем разделяя ложе,

С ним разделяла бремя власти тоже.

И суд, и договоры, и война,

Хоть не было другим известно это,

И от ее зависели совета.

Была мудрей и сдержанней она

Хвастливых жен, главенствующих дома,

Самодовольство не было знакомо

Супруге князя. Удавалось ей

Хранить от постороннего вниманья,

От самых проницательных людей

Живую силу своего влиянья.

Но Рымвиду известно было, где

Искать ему поддержку надо ныне.

Все, что узнал, поведал он княгине,

Сказал, что скоро быть большой беде,

Что князь не может избежать позора,

Ведя народ дорогою раздора.

Словами Рымвида потрясена,

С собой сумела совладать она.

Волненья своего не выдавая,

Промолвила княгиня молодая:

"Не думаю, чтоб женские слова

Влияние на князя возымели.

Он сам себе советчик и глава

И замысел осуществит на деле.

Но если это временный порыв,

То гнев пройдет, грозы не возбудив.

Ведь молод князь: порой свое стремленье

Он ставит выше разума и сил:

Пусть время и благое размышленье

Утишат мысли и остудят пыл,

Забвенья тьма его слова покроет…

А нам пока тревожиться не стоит".

"Прости, княгиня! Слышал я слова