Стихотворения и поэмы - [52]

9

Стоишь ты, Чатырдаг, высок и горделив,

Как складки мантии, твои спадают склоны,

И взгорья свитою коленопреклоненной

Покорно держат шлейф, у ног твоих застыв...

Лежат перед тобой косматые долины,

Ползут к твоим ногам дороги, как ужи,

Навытяжку стоит вдали Екатерина,

Хоть птичье молоко подаст — лишь прикажи…

Бросают волны соль тебе в глаза, но, скован,

Стоишь недвижно ты... Неужто заколдован?

Или с рожденья слеп и видишь только мрак?..

Слепец, тебе в глаза смеется даль морская,

Твои рабы молчат, глядят в простор, не зная,

Что ты утратил здесь, что ищешь, Чатырдаг.

10

К тебе, о Чатырдаг, крадутся облака,

Их черным бархатом твое чело увито,

Ползут к твоей груди, касаются гранита,

Твоим страданием обмыты их бока...

Мелькают облака, как птиц полночных крылья,

Как соглядатаи, они ползут с высот;

Их перья черные твой голый торс покрыли,—

Уходит туча прочь, а новая ползет.

И ты растешь, растешь, одетый в покрывало,

Уже стираются все грани, все начала,

Ты, словно перьями утыканный, распух.

Ты в оперенье скал сидишь, как филин старый,

О каменный чабан, мертвы твои отары, —

К тебе ползет из бездн могильный тяжкий дух...

11

Ключи поют хвалу тебе, о Чатырдаг,

На виноградниках они журчат, в садах,

Руками влажными твое лаская тело:

“Пришли мы напоить твой мир, твои сады,

Где гибкая лоза от жажды помертвела;

Нас каждый персик ждет, к нам тянутся несмело

Все стебельки твои, все грядки, все плоды...

Босые девушки, как лани молодые,

Омоют в сумерки свои тела нагие,

Руками смуглыми любимых обовьют”.

В ночных садах — покой, дневной закончен труд.

Ты спишь, и родники не нарушают дрему,

Прибою внемлешь ты, далекому, глухому...

12

И к виноградникам крадутся родники —

Тобой плененные серебряные девы,

Касаясь лунных струн, поют свои напевы,

Целуя тонкие побеги и ростки...

И струи, прыгая, играют на кимвалах,

Стремится каждая к растенью своему,

Рассказывая быль о тех подземных залах,

В твоем, о Чатырдаг, таинственном дому.

В твоей груди сокрыт пьянящий чудо-камень,

И он недостижим, он под семью замками.

Но пленницы твои крадутся наугад,

И, усыпив тебя своим певучим звоном,

Живящей влагою бегут к долинам сонным,

Где бледны персики, где зелен виноград...

13

Тебе, о Чатырдаг, высь соткала повязку,

Священную чалму из девственных снегов,

И седина твоих заснеженных висков

Рассказывает нам времен далеких сказку...

Дробится яркий луч на белизне твоей,

Здесь ветры сходятся над каменистым склоном,

Им этот мир знаком с его начальных дней,

И торс твой закален дыханьем их студеным...

Безмолвный Чатырдаг, над головой твоей

Те ветры празднуют вселенной юбилей

И чащу всех тревог за вечность подымают,

Беседуют о том, как первый луч возник,

О том, как родился из моря материк,

И каждый из ветров о чем-то вспоминает...

14

И вот свои войска остановило море,

Отряды грозных волн сковало немотой,

Смолою черною им залил рты покой, —

И слышно в тишине: о прошлом ветры спорят…

Нам ветры говорят, как пахнет плоть долин,

Как пламя, затвердев, грядою горной стало.

Здесь каждая скала торчит куском металла —

Ползучей зеленью обвитый исполин...

А море, как всегда, лежит котлом бездонным,

И, как всегда, кипит под солнцем раскаленным,

И, обнажив клыки, на штурм земли идет;

Ни с кем не знается оно, глядит угрюмо,

Не хочет никому свои доверить думы,

Лишь пенистым волнам — хребтам бегущих вод.

15

На лбу твоем видны соленых брызг следы,

Они — как оспины на коже виноградной:

Седой простор морской — твой недруг беспощадный

Грозит, о Чатырдаг, убить твои сады.

На вотчину твою, прозрачный шлейф раскинув,

Жестокий свой налет свершает саранча,

Тебя сжигает жар полдневного луча,

И вгрызлись ящерки под ногти исполину…

Размотанный тюрбан на голове твоей,

И виноградники на рубище полей

Пришиты стежками, как свежие заплаты;

Побеги гибкие испепеляет враг,

Твои рабы молчат, как будто виноваты,

Как будто им грозит твой суд, о Чатырдаг!..

16

ИЗ АЛУШТЫ В ГУРЗУФ

1

Как вехи на пути — массивы цепи горной,

Толпится стадо гор кудрявой барантой,

Спускаясь к берегу, бредет на водопой,

А в воду не идет — страшится глуби черной.

Но как сюда попал гранитный носорог? —

Он пьет, припав к воде, и ноздри раздувает,

Посеребрен луной его округлый бок,

Одетый мглой Гурзуф с его хребта свисает.

Тропинки вдаль ведут, шагает пешеход,

И юный кипарис, недвижный, полусонный,

Целует облако в голубизне бездонной;

Фасады белые бегут за поворот, —

Их кто-то разбросал на всем пути далеком,

Чтоб снова не попасть в Алушту ненароком…

2

Но позади Гурзуф — уже в семи верстах,

Навстречу нам — хребты, зеленой чащи полог

И цифры черные на верстовых столбах,

Шесть верст проехать нам — и Ялта: путь

недолог…

Еще две-три версты — и кончился подъем,

Теперь, дружок, держись — покатимся с откоса;

Повозка дребезжит, внизу гремят колеса,

И оглушает нас порожних ведер гром...

И снова поворот. Шарахаются кони.

Навстречу вынырнул шальной автомобиль,

Он мимо пролетел, подняв завесой пыль,

И прячем лица мы за пыльный тент, в ладони,

Дорожной пыли шлейф взметнулся и повис.

И вновь берем подъем, и вновь съезжаем вниз.

17

СИМЕИЗ

Тиха морская даль, одета грустью сизой,

У ног утесов спит стальная гладь воды;

Ей снятся груды лун и скал седых ряды,

Прикрывшие собой молчанье Симеиза...