Стихотворения и поэмы - [42]

Приветствуют тебя, густое древо!

Здесь, под твоей развесистой листвой,

Укроемся мы, как Адам и Ева.

Тебя не тронем мы, нам листья не нужны,

Сегодня наготы своей не прячем.

Мы поздней осенью стучимся в дверь весны,

Распахнуты сердца ее лучам горячим.

Нет на тебе плодов? Познаем всё без них!

Пусть только лунный свет пробьет завесу чащи!

Нам хватит темноты и капель дождевых —

Их пьешь с любимых губ, — они, как мед, пьянящи!

Кружится листопад? Ненастье? Ну и что ж!

Неужто мало нам густой древесной сени?

Неужто юности мешает дождь,

Гостеприимный дождь, прохладный дождь осенний?

1947

Перевод А.Ревича

ВЕЧЕРОМ У МОРЯ

ВЕЧЕРОМ У МОРЯ

Как трудно под вечер из моря выходить,

Когда оно глядит заманчиво и нежно,

И огоньки в горах уж начали бродить,

И легкой дымкою окутано прибрежье.

И голос просит вас вернуться, а потом

Обрывки голоса вечерний ветер носит.

Так хочется к волне прильнуть горячим ртом!

«Помедли, милый друг!»—сама стихия просит.

Беседует волна с огнями маяка,

Темнеет нагота купающихся в море;

Ночь приближается к нагим издалека

Тенями тополей, гудящих на просторе.

Так сладко подавлять щекочущий смешок!

А по небу давно плывет свинец холодный.

Так, оживая вдруг, лепечут лен и шелк,

И грудь колышется, как колокол подводный.

Так сладко ускользать из рук волны слепой!

Чтоб не свалила с ног, прижаться к гальке надо.

А взглянешь искоса: пришло на водопой

Большое, влажное, пленительное стадо!

И хочешь без конца купание продлить,

Но месяца рожок покличет неизбежно.

Как трудно пoд вечер из моря выходить,

Так выглядит оно заманчиво и нежно!

1947

Перевод А. Голембы

НА ПЕРРОНЕ

НА ПЕРРОНЕ

Э. Л.

Обрамлено твое лицо окном вагона,

Ты смотришь мне в глаза, тоскуя и любя.

Темно кругом. Состав отходит от перрона.

Как будет скучно здесь и пусто без тебя!

И только светят мне с последнего вагона

В густые сумерки одетые огни.

Оливы глаз твоих, манящих и знакомых,

Мне в этой зябкой мгле напомнили они.

Зачем так сладостна тоска на расстоянье?

Разлука почему до боли сблизит нас?

Мне долго видятся глаза твои в сиянье

Ночного огонька, хоть он давно угас...

1947

Перевод Д. Маркиша

ВЕТЕР, ПОБУДЬ СО МНОЮ

ВЕТЕР, ПОБУДЬ СО МНОЮ

Э. Л.

Семь лет тому назад пролег здесь мой рубеж.

Как прошлого следы, и он исчез в тумане.

Иль ветер никогда не сыщет прежних меж?

Иль вьюга занесла годов минувших грани?

Прибрежной гальки блеск, и кряжей череда,

И пальма над водой по-прежнему космата,

И только на семь лет я отступил сюда

Оттуда, где любил и сетовал когда-то.

Ты их не видел, вихрь? Прошу, побудь со мной!

Есть времени приказ! Несу плоды работы,

И сердце верное, и день, и труд земной,

И, как пчела, спешу наполнить медом соты.

Я сам сплетаю сеть, я сам влеку улов,

Сам возвращаюсь я в объятия природы,

Я слышу мерный гул больших колоколов,

С ним двинутся мои исчезнувшие годы.

Да, ветер, это я — в исчезновенье весь!

Да, ветер, это я — гость, проходящий мимо.

Ты видишь эту грань? Сейчас рубеж мой здесь!

Я должен от него уйти неотвратимо.

1947

Перевод А. Голембы

ГОРНАЯ МАДОННА

ГОРНАЯ МАДОННА

Женщина утром с ребенком в горах, —

Несет на руках его, словно Мадонна,

И горный рассвет, зажигаясь впотьмах,

Их путь осветил вдоль кремнистого склона.

Женщина утром с ребенком в горах, —

Мерцает над ними рассвет, зеленея,

А верба их путь осеняет в веках...

И вспомнилась мне в этот миг Галилея.

Женщина утром с ребенком в горах, —

Вокруг нее ткань голубая струится,

Трепещет косынка на узких плечах...

Мне вспомнились ясли, и хлев, и ослица.

Женщина утром с ребенком в горах, —

Над ними сияющих радуг свеченье.

Как хорошо, что в безгрешных глазах

Не светится будущих мук отраженье!

Певучей походкой идет на восход,

Легкая, нежная, в воздухе тая...

Нет, не Мадонна ребенка несет —

Казачка идет по тропе молодая.

Казак ее муж? А быть может, еврей?

Крестьянин? Не плотник ли старый скорее?

Я счастлив, колени склонив перед ней,

Что миру не ведать второй Галилеи!

1947

Перевод С. Наровчатова

ГОРЫ ВЕЧЕРОМ

ГОРЫ ВЕЧЕРОМ

1

Они простерли вдаль теней рисунок четкий.

Подобно загнанным верблюдам, в небосклон

Они глядят, — видны одни лишь подбородки,

Их клонит в сон...

Богами в старину казались их вершины.

Мы жертвы им несли — молоденьких ягнят.

Теперь на их челе, как мудрости морщины,

Тропинки ровные лежат.

Падучая звезда им не дает горенья,

Их не разбудит гром, не возмутит обвал,

И только человек величье их признал,

Химеры в них ища начальных дней творенья.

2

Пусть о потопе нам, чтоб радовался глаз,

Напомнит радуга, торжественно сверкая,

Тогда б в ее узду одна гора впряглась,

И, как венец, ее надела бы другая.

За стадом гонится буран. Мы слышим бег:

Как туча, стадо с гор несется, топчет склоны,

Рвет небо на себе, как бы сквозь балахоны

Просовывая головы сквозь снег.

А горы древние пронзают свод небесный,

Велят, чтоб ветерки в разведку понеслись,

И кажется, они затем лишь поднялись,

Чтоб легче было прыгнуть через бездны.

3

Они стоят во весь свой рост,

Одеты в золотое платье,

Как будто ждут с далеких звезд

Гостей желанных на закате.

Но, опустив к траве рога,

Приходит грустная корова.

И пастушок. И тихо снова,

И тишь — божественно-строга.

За ними вслед ложатся тени.

Сума и палка, хлеб сухой...

И горы, сквозь туман осенний,

Обозревают их с тоской.