Стихотворения и поэмы - [85]

Армии вражеские покатились к границе.

Вчера еще эти дома и заборы

издали возникали неясно,

вчера наши пушки смотрели на город

и каждый шаг наш подстерегала опасность.

Сегодня мы едем, и люки открыты.

Регулировщик у каждого поворота.

Крылья «опелей» хозяйкам пошли на корыта,

а дверцы изображают ворота.

Рядом два остановленных «тигра».

Вчера они смерть возили за бензобаком,

сегодня ребятишки на них затеяли игры,

не церемонятся, как с домашней собакой.

Поросенок уткнулся в немецкую каску,

интересуется: это что за посуда?

Воробьи, поворачивая круглые глазки,

над каской повели пересуды.

А время продвигается странно,

как волжские берега с парохода.

Из завтра в сегодня

претворяясь нежданно,

из настоящего в прошлое переходит.

Жадность моя во времени — непобедима!

Вместе бы —

                    день ушедший и приходящий!

Чтоб время сплавилось при мне воедино,

прошедшее с будущим — в настоящем.

Но время продвигается с нами,

оно не испытывает отступлений.

В кроватках,

                      размахивая розовыми кулачками,

кричит, просыпаясь, новое поколенье.

Уже стучатся в землю новые травы.

В отростках новые закипают деревья.

На остановки не имеем мы права

и продвигаемся по закону движенья.

Идем по закону нашего гнева,

по закону любви, закаленной в страданье,

всей силой наступательного нагрева,

идем,

          выполняя боевое заданье.

Жидкая грязь заливает по башню,

у пехотинцев разрисованы лица,

глядеть на дорогу становится страшно,

чтобы в небо нечаянно не провалиться.

Время движется.

Вот мы в апреле.

Солнце на гусеницах ежится колко

и, сразу врываясь в тонкие щели,

на приборах устраивает кривотолки.

На запад! На запад! От боя до боя.

«Смотри, как бегут!» — крутим мы головами.

Гибнут замыслы мирового разбоя.

Светлый мир наш оживает за нами.

Люба! Мы найдем тебя у Берлина!

Мы расправимся с бегущей оравой.

Проходят, покачиваясь, машины

зыбкою речной переправой.

Я на небо и землю

                                гляжу с удивленьем:

«Сема, подумай, сколько прошли мы

речушек, и рек, и полей, и селений,

и всё это земли

                                 отчизны любимой!..»

Мы изучали географию в классе,

полезные ископаемые — угли и руды —

и место, окрашенное краскою красной,

обводили указкой за полсекунды.

Урал был рудой,

                              Украина — пшеницей,

Курск — с магнитной аномалией сросся.

Столбик раскрашенный — это граница,

море Черное — это песня матроса.

В это же время

                               на уроке в ди шуле

место, окрашенное красною краской,

фашист подрастающий, поднявшись на стуле,

перечеркнул на карте указкой.

Им преподали идею блицкрига,

и полезли в сумасшедшем азарте

фашисты подросшие, с громом и гулом,

родину нашу перекрасить на карте.

Но то, что на карте было просто землею,

оказалось

                 нашей родиной милой,

полем боя

                  лужок оказался зеленый,

точка — крепостью,

                                  холм — фашистской могилой.

Урок географии справедливый —

для школьников от Адольфа до Фрица,

и ранцы их, брошенные сиротливо,

и каски, успевшие в земле утопиться…

Сколько неба над нами проплыло!

Сколько девушек улыбнулось с приветом!

Ведь это же девушки родины милой,

наши сестры, —

                             ты подумай об этом.

Не знал я,

                    что здесь вот домик построен,

а тут журавль наклоняется над колодцем,

и гуси, переваливаясь, движутся строем,

у калитки девушка засмеется.

Не знал, что через тысячи километров

такая же степь развернула просторы

и люди, заслоняясь от ветра,

чтоб увидеть нас, выйдут на косогоры.

О, как это здорово, Сема!

И я не могу волнения пересилить,

когда молдаване на языке незнакомом

спрашивают об урожаях России.

О, родина!

                     В охотничьем чуме,

в соленом мареве Кара-Бугаза,

в тесной заснеженной чаще угрюмой,

на вершинах снеговерхих Кавказа!

Родина — золотой Украиной!

Отечество — белорусским селеньем,

родинкой маленькой на щеке у любимой,

неразрывна ты с моим поколеньем.

Родина! Ты — учитель Остужев,

вдова Селезниха на железной дороге,

жена, проводившая мужа,

мать, меня поцеловавшая на пороге.

Отечество! Ты — наш Вася бессмертный!

Ты — Сема у орудия в шлеме,

ты — Сережа, товарищ наш верный,

ты — Тамара, чистая перед всеми,

ты — Люба!

                   Мы дойдем до победы!

Всё наше счастье к тебе возвратится.

Свобода

                    за нами

                                   продвигается следом.

Сема, слышишь, мы дошли до границы!

Тетрадь восемнадцатая НА ГРАНИЦЕ

Ветер метельный ползет за рубашку.

Танк ревет, землею забрызганный ржавой.

Я, из люка поднимаясь над башней,

вижу землю иностранной державы.

Здесь затихло,

                          уже не слышно ни пули.

Вездесущая постаралась пехота.

Без остановки мы к реке повернули,

чтобы у переправ поработать.

Танки плывут по земле непролазной

мимо немцев, от дороги отжав их.

Они, заляпанные снегом и грязью,

устремились к иностранной державе.

Река заблестела впереди полукругом,

на мосту копошится кипящая масса.

Ломятся, оттесняя друг друга,

как мальчишки после уроков из класса.

«Осколочный!»

                             Я застыл над прицелом.

«Не стреляй, — останавливает Семка, —

не уйдут они.

                       И мост. будет целым.