Стихотворения и поэмы [заметки]

1

"СОКРЫТЫ КОРНИ ПОД ГЛУБОКИМ СПУДОМ..."

     Корни поэзии Годжи Халида (Номизада Халида Оглу Закарияева) действительно сокрыты для многих "под глубоким спудом". Этот талантливый азербайджанский поэт в своих исповедальных монологах нередко прячется за маской деревенского простака.

     В эпоху горделивой урбанизации он любит вызывающе подчеркнуть, поддразнивая высокомерного горожанина: "Мои стихи благоухают сеном…". Но искушенный читатель сразу почувствует в них древнюю поэтическую культуру Востока: на ее плодотворной почве выросли многие образы Годжи Халида.

     Погружаясь в поэтический мир автора (а многие стихи воссоздать по-русски помог признанный мастер русской философской поэзии Юрий Поликарпович Кузнецов), вспоминаешь основанный в Багдаде "Дом мудрости" с огромной библиотекой (к великой печали, разоренной в наше время). Этот очаг книжной духовности еще в начале IХ века стал главным переводческим центром произведений античных мыслителей на арабский язык, впрочем, как и "Дом знаний" в Каире, обладавший уже в XI столетии уникальным собранием религиозной и научной литературы.

     Особенно созвучны стихи Годжи Халида средневековой восточной миниатюре, динамичной, изощренной, изыскано условной и декоративной одновременно. Это своеобразная живопись без светотени и перспективы — "мир восточной миниатюры, — утверждают московские искусствоведы Т.Каптерева и Н.Виноградова в монографии "Искусство средневекового Востока", — это слияние реальности, вымысла и символики. Ее образы праздничны, полны радости жизни. Чаще всего представлен роскошный сказочный сад. Розовые, голубые, сиреневые, золотые, покрытые пестрым ковром цветов лужайки окружают громоздящиеся скалы, подобные кускам драгоценных камней. Небо золотое или ярко-синее, с затейливо бегущими облаками …все это, связанное единым композиционным и цветовым ритмом, создает образ пленительной красоты. Искусство миниатюры отличает одухотворенное чувство природы. Пейзаж, только обозначенный в произведениях багдадских миниатюристов 13 столетия, пробрел в живописи Среднего Востока особое значение. Появились даже уникальные изображения чистого пейзажа".

     Убеждена — когда-нибудь пейзажная лирика Годжи Халида (стихотворения "Медовые пчелы", "Поселок бабочек", "Весна", "Осенняя вода", Снопы света") будет проиллюстрирована миниатюрами знаменитой ширазской школы, возникшей в городе на юге Ирана, где родились великие Саади и Хафиз. Ибо редкое в наши дни ощущение души, трепещущей от стихов, естественно одухотворяющей природную красоту, — эмоциональный стержень стихов Годжи Халида. Живет это ощущение и в одиннадцати пейзажных миниатюрах, украсивших в 1998 году "Антологию персидской поэзии".

     Читая праздничное, весеннее стихотворение Годжи Халида "Поселок бабочек", возвращаешься мыслью к словам сирийского поэта Х века, утверждавшего, что любое время года "превосходит лучезарная весна: она приносит цветы и свет. Тогда земля — яхонт, воздух — хрусталь". А драматический финал стихотворения Годжи Халида "Дождь ночной — из моих воспоминаний" заставляет вспомнить трагический образ ночи, возникший в газелях Алишера Навои (1441-1501): "То — ночь измен? Что ширь небес в дым стонов облеклась…", "Всю ночь он стонет до зари в мученьях и кручине…" (перевод С.Иванова).

     При этом Годжа Халид избирателен и осторожен в своем следовании поэтической восточной традиции: он избегает цветистости и ритуальных красивостей. Строгость и благородная простота его стихов, убедительная точность пластично вписанной в поэтическую ткань живой детали, афористичность и лаконизм — следствие многолетней учебы поэта у поэтических авторитетов Европы, у гениальных славянских витязей Федора Тютчева и Афанасия Фета, Сергея Есенина и Николая Рубцова, чьи стихи благодаря таланту Годжи Халида обрели новую жизнь на азербайджанском языке.

     Этот уникальный синтез — изощренной поэтической культуры Востока, славянской духовности и развитой поэтической интуиции — дает удивительный творческий результат в лучших стихах Годжи Халида.

Лола ЗВОНАРЁВА

2

Бахлул Даненде - мудрец, острослов, герой азербайджанского эпоса.

3

СЛОВО О ЗАКОНЕ И БЛАГОДАТИ МИТРОПОЛИТА ИЛАРИОНА.

Увы, время безжалостно и стирает следы всякой премудрости, заиливает источники красно-украшенной дивной русской словесности. Да к тому же борения жестокосердых и беспамятных, нашествия иноплеменников и полоны, войны и бедствия опустошают национальные сокровищницы, которым, казалось, и переводу-то не будет. И вот на наших буквально глазах минуло каких-нибудь сто лет, а уж столько всего поистухло по нарочитости нашей, иль по лени, иль по замыслам наших извечных ворогов, коих не пашут и не сеют, а они сами, как из преисподней, рождаются. Да и народ, засыпая вроде бы от туги и нужи, почасту придремывая на один глаз и попуская на наши пажити бесноватое воронье, скоро позабывает за заботами о хлебе насущном нажитой опыт отичей и дедичей, и в который уж раз наступает на прежние грабли.

Ведь на письме человечество закрепляет себя во времени. Кто не знает нынче старинной поэмы "Слово о полку Игореве", выпетой на молитвенном вдохновении, песни высокой, занебесной, но подпертой крепкими стулцами православной веры. Ее, эту песнь, когда разыскали случайно, вдруг почли за "аз" русской духовной литературы и вдруг показалось, будто высшие силы создали этот шедевр, как бы сброшенный на землю с неба, а позади была лишь языческая немота и погребальный вопь волхвов, отпевающих свою отходящую веру. Пустыня неплодная была, камень гольный, где ничто не могло взрасти от варварийского семени? Но только немому уху и постылому чужеродному сердцу можно внушить эти обманки. Стоит лишь поймать душою раздольный распев, это многоголосье, эту необычную чуткость художной руки, как сразу поймешь, что в учителях-то у неизвестного вещего Бояна были дивные мастера, уже давно копытившие поэтическую ниву. Нет, не бродячий пастух водил лебяжьей тросткой по пергаменту, не шатун-погорелец и не вор-побродяжка, но человек добро вкусивший от древа культуры, за коим стояли вплотную не один век русского мужания.

И не удивительно, что еще за полтора столетия до военной поэмы "Слово о полку Игореве" появилось "Слово о законе и благодати" митрополита Илариона. По художественной ценности оно не уступает, но превосходит по духу, по сердечной мощи, по христианской отваге и предвидению. Митрополит в начале второго тысячелетия напутствует Русь, дает ей отеческое наставление и верный путеводительский фонарь: Благодать христианства выше всяких Законов.

"Слову" митрополита Илариона всячески не везло, оно было затолкано в дальние чуланы забвения и даже после того, как вновь было явлено русскому народу, недруги, напугавшись страсти инока, его несокрушимым и немеркнувшим откровениям, попытались вновь засунуть его под спуд и умертвить. Но оно воскресло сначала волею (ныне покойного) ученого Василия Дерягина и было издано брошюрою в самом невзрачном виде и замечено лишь знатоками. И вот замечательный поэт Юрий Кузнецов совершил свой житийный подвиг и переложил немеркнущее "Слово" митрополита на поэтический язык.

Представляем отрывки не перевода, переложения или поэтической версии, а "сотворения", так назвал свою работу поэт Юрий Поликарпович Кузнецов.

4

2007-05-17 / родился в 1972 году. Поэт. Член Союза писателей России.