Стихотворения и поэмы - [48]

Все силы, чтобы вырваться из хватки

Оцепенения, чтобы достичь

Ступени нижней. Медленным, тяжелым,

Смертельно трудным был мой шаг; душил

Меня под сердце подступивший холод;

И, пальцы сжав, я их не ощутил.

Должно быть, за мгновенье перед смертью

Коснулся я замерзшею ногой

Ступени, — и почувствовал, коснувшись.

Как жизнь по ней вливается. Легко

Я вверх взошел, как ангелы когда-то

По лестнице взлетали приставной

С земли на небо. «Праведная сила! —

Воскликнул я, приблизившись к огню, —

Кто я такой, чтоб так спастись от смерти?

Кто я такой, что снова медлит смерть

Прервать мою кощунственную речь?»

Тень отвечала из-под покрывала:

«Узнал ты ныне, что такое смерть

И воскрешенье; слабость победив,

Ты отодвинул миг неотвратимый». —

«Пророчица благая! — я сказал. —

Рассей, прошу тебя, туман сомненья

В моей душе!» И тень произнесла:

«Знай: посягнуть на эту высоту

Дано лишь тем, кому страданье мира

Своим страданьем стало навсегда.

А те, которые на свете ищут

Спокойной гавани, чтоб дни свои

Заспать в бездумье, — если невзначай

Сюда и забредают к алтарю, —

Бесследно истлевают у подножья». —

«Но разве мало на земле других? —

Спросил я, ободрясь. — Людей, готовых

На смерть за ближнего, принявших в сердце

Всю титаническую муку мира

И бескорыстно посвятивших жизнь

Униженным собратьям? я бы многих

Увидел здесь, — но я стою один». —

«Те, о которых ты сказал, живут

Не призраками, — возразил мне голос, —

Не слабые мечтатели они;

Им нет чудес вне милого лица,

Нет музыки без радостного смеха.

Прийти сюда они не помышляют;

А ты слабей — и потому пришел.

Какая польза миру от тебя

И всех тебе подобных? Ты — лунатик,

Живущий в лихорадочном бреду;

Взгляни на землю: где твоя отрада?

Есть у любого существа свой дом,

И даже у того, кто одинок,

И радости бывают, и печали —

Возвышенным ли занят он трудом

Иль низменной заботой, но отдельно

Печаль, отдельно радость. Лишь мечтатель

Сам отравляет собственные дни,

Свои грехи с лихвою искупая.

Вот почему, чтоб жребии сравнять,

Тебе подобных допускают часто

В сады, где ты недавно побывал,

И в эти храмы; оттого живой

Ты и стоишь пред этим изваяньем». —

«Так я за бесполезность предпочтен

И речью благосклонною врачуем

В болезни не постыдной! О, до слез

Великодушной тронут я наградой! —

Воскликнул я, и продолжал: — Молю,

Тень величавая, ответь: ужели

Мир до того оглох, что бесполезны

Ему мелодии? или поэт —

Не друг, не врачеватель душ людских

И не мудрец? Что я — ни то, ни это —

Осознаю, как ворон сознает,

Что он — не сокол. Кто же я тогда?

Ты говорила о подобных мне —

О ком?» И тень под белым покрывалом

С такою силою отозвалась,

Что всколыхнулись складки полотна

Над золотой кадильницей, свисавшей

С ее руки. «О племени сновидцев!

Сновидец и поэт — два существа

Различных, это — антиподы в мире.

Один лишь растравляет боль, другой —

Льет примирительный бальзам на раны».

И я вскричал с пророческой тоскою:

«О где ты, дальновержец Аполлон?

Вели скорей невидимой чуме,

Вползающей сквозь щели, покарать

Поддельных лириков, бахвалов праздных,

Самовлюбленных, жалких стихоплетов;

Пусть тоже смерть вдохну, — зато увижу,

Как все они растянутся в гробах!..

О тень высокая, прошу, поведай:

Где я? Чей это царственный алтарь?

Кому здесь воскуряют благовонья?

Какого мощного кумира лик

Крутым уступом мраморных колен

Скрыт от меня? И кто такая ты,

Чей мягкий голос до меня снисходит?»

И тень, окутанная покрывалом,

Вдруг так заговорила горячо,

Что всколыхнулись складки полотна

Над золотой кадильницей, свисавшей

С ее руки, и голос выдавал

Давно, давно копившиеся слезы:

«Заброшенный, печальный этот храм —

Все, что оставила война титанов

С мятежными богами. Этот древний

Колосс, чей лик суровый искажен

Морщинами с тех пор, как он низвергнут,

Сатурна изваянье; я — Монета,

Последняя богиня этих мест,

Где ныне лишь печаль и запустенье»…

21 сентября 1819

СТРОКИ К ФАННИ

Как мне воспоминание стереть,

Слепящий образ твой прогнать из глаз?

Час минул — только час!

Есть память рук; — любимая, ответь,

Чем вытравить ее, как истребить

И вновь свободным быть?

Ведь раньше, если бы меня увлек

Прелестный локон или лоб — я мог

Легко порвать силок;

Ведь муза все же у меня была,

Пусть неказиста с виду, но крыла

Держала наготове, чтоб лететь —

Лишь стоит повелеть!

Пестра, быть может, мыслями бедна;

Но для меня божественна она,

Божественна! Какой из вольных птиц

В просторе океанском без границ

Приспичит философствовать, когда

Под нею в муках корчится вода?

Где взять мне сил

Для облинявших крыл,

Чтоб снова воспарить под облака

И унестись

От Купидона — ввысь,

Как от порхающего мотылька?

Вина глотнуть?

Но это — пошлый путь,

Анафемство и ересь, что тайком

В канон любви сумели проскользнуть;

Пускай счастливый тешится вином,

А на меня идет лавина бед —

И прежних утешений больше нет!

Забыть ли ненавистную страну,

Держащую моих друзей в плену?

Тот берег злой, куда их занесла

Судьба — но от лишений не спасла;

Тот край уродливый, где в струях рек —

Мутно-бурливых, илистых — вовек

№ жили водяные божества;

Где ветры холод ледяной несут

С больших озер и как плетьми секут

Людей; где пастбищ грубая трава

Не впрок худым, измученным быкам;

Где аромата не дано цветам,

А птицам — нежных трелей; где густой

И дикий лес кромешной темнотой