Стихотворения и поэмы - [41]

Отвернулась, отмахнулась от бродяги-пришлеца.

Никну ниже я. Родную вижу хижину, и тын,

И старуху мать. «Хозяйка, гостю на ночь дай приют!»

Содрогнулась и всплеснула мать руками: «Как ты тут? —

И ко мне в слезах прильнула: — Сын мой милый! Бедный сын!»

1902

Шуша

271. Мать** (Ширакское предание) Перевод А. Сендыка

Едва осенние леса

Продрогнут в сырости ночной,

Едва по вымокшим полям

Завьется ветер ледяной,

Всплывает в памяти моей

О старой матери рассказ, —

Ведь, может быть, как прежде с ней,

С другой обходятся сейчас.

И где-то страшные дела

Свершаются рукою зла.

Бог знает где, бог весть когда

У сына в доме мать жила.

Согнули старую года,

Слепа, глуха она была,

С советами не смела лезть,

Ходила тихо, словно тень,

Не дашь — так не попросит есть

И только молится весь день.

А вот невестке мать — беда:

«Свалить бы с плеч проклятый груз, —

Хозяйство гибнет, да куда —

Я за подол ее держусь.

Чем ни корми, всё плохо ей,

Хулит, клянет свое житье,

На шее сидя на моей.

Давно бы выдворить ее».

— «Но я ведь — кровь ее и плоть», —

Пытался спорить сын с женой. —

«Не стерпит этого господь.

О боже, сжалься надо мной».

Но с каждым часом злей жена.

Знай пилит мужа ночь и день:

«При доме злыдня не нужна,

Куда-нибудь старуху день».

То выла подлая как зверь,

То принималась косы рвать,

И как-то раз открыла дверь

И завопила: «Выбрось мать,

Не то уйду из дома я

И буду всюду день-деньской

Кричать, что гибнет, мол, семья,

А муж мой любится с другой».

Несчастный сын, кляня судьбу,

Старуху затолкал в мешок

И к лесу на своем горбу

Мешок из дома поволок.

Понурив голову, он шел,

Всё думал, чем в беде помочь.

А путь был долог и тяжел,

А с черных туч спускалась ночь…

В лесную чащу, в глубину,

В кромешной тьме принес он мать

И там под деревом одну

Ее оставил умирать.

Был страшен посвист ветровой

И воя волчьего тоска.

Решился сын идти домой,

Но вдруг услышал из мешка:

«Господь с тобою, мальчик мой,

О камень не споткнись, сынок,

Да вот мешок возьми домой,

Еще сгодится вам мешок».

1907

Александрополь

272. Лейли и Меджлум** Перевод С. Шервинского

Уснул Меджлум, и ему явилась во сне Лейли;

Он, снилось, ее полюбил, и его полюбила Лейли.

«Мать! Моя голова всю ночь по подушке мечется,—

Гурию рая вижу во сне.

Мать, благословляю грудей твоих молоко, —

Но ухожу, прощай, поброжу по белому свету,

Найду, приведу Лейли» —

Так родимой сказал Меджлум и ушел.

Шел, шел и пришел к роднику Бингёл.

Екнуло сердце: остановись!

В полночь, в самую ночь

Пришли кочевые к горе Бингёл,

Пришли кочевые, разбили шатры у горы Бингёл.

Уснула Лейли и видела сон,

Что полюбила Меджлума, что ее полюбил и он.

Да разольется над вами утренний добрый свет!

И над Лейли разлился утренний добрый свет;

Встала, взяла кувшин, к роднику за водой сошла.

«Ах, здравствуй, Меджлум, — сказала, — привет тебе!»

— «Тысячу благ и тебе! — сказал Меджлум.—

Возлюбленная моя, Лейли!»

Как очарованный

Меджлум смотрел на Лейли;

Как очарованная

На Меджлума смотрела Лейли.

Глаза Лейли — полночное небо,

А в нем два солнца горят.

Кудри Лейли на белую грудь

Черного шелка потоки струят.

Семь дней, семь ночей

Простояли они,

А им показалось: минуту

Стоят они.

Семь дней, семь ночей прошли,

И сказала Лейли:

«Меджлум, любимый,

Сердца моего господин,

Повели мне сойти к шатру

Отца напоить.

Завтра приду поутру».

Слова Лейли — что медовые вина Шираза.

На прощание руку Меджлуму Лейли подала.

Меджлум заплакал, сказал:

«Лейли, мое сердце, не уходи!

Ты, не ранив, убила меня.

Я тебе подарю Гиндукуш

До самого Чинмачина.

Твой стан — золотая башня,

Черная родинка у тебя на щеке.

Лейли безжалостная,

Не уходи!»

Лейли зачерпнула воды, ушла.

Остался Меджлум, следил издалёка

Сам не свой, рука на груди.

Ушла Лейли, ушла — и что ж увидала?

Кочевые задвигались,

Верблюдов навьючили, —

И ушла Лейли за шатром отца.

Пусть к добру надо мной осенние листья падут!

Пусть к добру над тобой посыплется зимний снег!

Пусть к добру для меня раскроется мак луговой!

Пусть к добру для тебя распустится роза весной!

Лейли однажды гулять пошла,

Увидала птиц в вышине,

Кликнула: «Птица, птица!

Ты, верно, летишь от Сипан-горы —

Значит, летела и мимо горы Бингёл.

Не видала ль Меджлума у родника Бингёл?»

— «Девушка, — птица ответила с неба,—

Да, я лечу от Сипан-горы,

Пролетала и мимо Бингёла.

У источника видела молодца-мертвеца;

Мясо его склевала, кости в кучку сгребла».

Косы Лейли распустила,

Волосы пеплом посыпала,

Пошла, подошла к роднику Бингёл,

Видит Меджлумовы кости среди цветов.

Плакала, плакала — и умерла

Над костями безжалостного

Меджлума.

Божьим велением

Оба звездами стали:

Не узнавший счастья Меджлум

И о счастье мечта — Лейли.

Одна засияла на южной,

Другая на северной стороне.

Божьим велением

Единожды в год

Сближаются звезды Лейли и Меджлума,

В тоске, в томленье

Целуются нежно.

И, расставшись, вновь переходят:

Лейли на место Меджлума,

Меджлум — на место Лейли,

На юг — Лейли,

На север — Меджлум.

1910

Казарапат

273. Вечная любовь Перевод В. Державина

1

Светозарен Тадмора дворец. Средь песков

Он, как марево, путника взоры манит.

На семьсот беломраморных стройных столбов

Опираясь, возносится башня в зенит.

А вокруг него — пальм легковейная тень,

Где, на вайях качаясь, печально поют

Чудо-птицы; журчат водометы весь день,

И цветы, все в росе, над бассейном цветут.