Стихотворения и поэмы - [20]

Серое небо разодрано в клочья

Хмурых заводов сиренами!

Сегодня каждый рабочий

Салют отдает Ленину.

Вздымая свои знамена

И сердце скрепив свое,

Ленин встает миллионный,

Вождь и водитель встает!

1924

Перевод П. Железнова

3. ПРО ЖИТО И КРОВЬ

Тому, чьего имени не знаю.

Ветер в дуброве скитается,

Птица рыдает, черна.

Тень человека шатается,

Темная, в жите видна.

В небе месяц бьется, натужась,

Как сжатые болью уста.

Стон людской, еле слышный, недужный,

Призраком в поле встал.

Вот этот стон, как тревога,

Вырос, во мраке укрыт,

А под конями дорога

Стонет степная, дрожит.

Мчатся тяжелые кони,

Кто-то во мраке кричит.

Шляхами рыщет погоня,

Ищет кого-то в ночи.

А тот рану сжимал руками,

Житом бежал, сколько мог.

Когда ж сердце застыло, как камень,

Он, поникнув, упал под стог.

Лунный, слепящий и жидкий,

Выглянул луч с высоты,

И загорелся на сивой свитке

Пятиугольник красной звезды.

В небе месяц мечется кречетом,

Страшен слепой его лик.

Умирал синеющим вечером

В родной степи большевик.

Спелые, как земляника,

Звезды зажглись в вышине.

Кто напряженно и дико

Вслушался в ночь на коне?

Тлели глаза, дики и пьяны,

Хмелен человек был и дик.

Голубая лента у него на жупане,

А на шапке черный шлык.

Из-под стога травами, житами

Стон раскатился на шлях.

Сразу понял атаман:

Человек умирает в полях.

Он чутко слушает стоны,

Он топчет жито ногой.

И вдруг это в тень под стогом

Взгляд упирает свой.

В злобе лицо каменеет.

Раненый весь на виду.

Что там на свитке алеет?

Кровь разглядел и звезду.

Ветер приник к изголовью,

Жаль человека ему.

Жито, омытое кровью,

В лунном струится дыму.

Смерть к человеку явилась,

Вот она — в жупане.

Спешилась, остановилась,

С ним она наедине.

Степью и кровью пахнуло,

Время споткнулось в тоске.

Лезвие страшно блеснуло

В пыльной и потной руке.

Шла за минутой минута,

Падала в спелую рожь.

В тело горячее круто

Врезался блещущий нож.

Ночь расцарапать бы стоном,

Криком бы грудь разодрать,—

Встретит он смерть непреклонным

Честь у него не отнять.

Сжаться бы, дрожью объятым,

Пасть на колени без сил,

Но не молил он пощады

И милости не просил.

Кровью, казалось, был вышит

В жите узор на века.

Атаман — нет, не слышит

Жалобы большевика.

То не средь белого снега

Рдеет костер золотой,

То на груди человека

Рана зияет звездой.

Пятиконечная рана

Вдруг под ножом расцвела,

А на востоке тумана

Дрогнула синяя мгла.

Окоем проступал неясно,

Таяли звезд следы,—

Но там не было более красной,

Чем на груди человека, звезды.

Ветром качнуло, как знамя,

Кровью омытую рожь.

Вытер бандит колосками

Свой окровавленный нож.

И повернулся к востоку,

Истово перекрестясь.

Сел на коня — и в дорогу,

Пыль под копытом взвилась.

1924

Перевод А. Кушнера

4. ПРОТИВОГАЗ

Из топей шла ночь без границ,

И чернел чугун лиц.

В мозг вбит гвоздь дум:

«Когда же пойдем на последний штурм?»

В мозг вбит дум гвоздь,

И над окопом знамя взвилось —

Красный стяг, что дал Комсомол.

Не изменит стягу пятый полк.

Этот пятый полк, под пятой невзгод,

Вперед не идет и назад не идет.

«Уж неделю стоим вот так».

— «Сдержим ли натиск атак?»

В блиндаже спросил политком:

«Как нам быть с пятым полком?»

Кривился мукой стиснутый рот:

«Отразим ли удар химических рот?»

Тут, его жестом остановив,

Сказал, подтянувшись, старый начдив,

Командирам сказал и сказал бойцам:

«Не шлют респираторов нам.

Мы ими лишь тысячу можем снабдить,

А как с остальными людьми поступить?»

Закоченело сердце. Покрылось ледком.

Политком затих. Побледнел политком.

Начроты, склонившись, понуро встал,

Ломая твердые с синью уста:

«Красноармеец не может в измену впасть,

Он насмерть стоит в бою за Советскую власть.

Тысяча есть, значит, тысяча тут,

Фронт не сдавая, держит редут.

Кому респираторов недостает,

Тот в поле в атаку пусть грудью встает!

Скажу откровенно за роту мою:

Коль гибнуть, так гибнуть сподручней в бою».

В небе скребется черный рассвет,

Выпростал день костлявый хребет.

Не на небе солнце — солнце на полях,

То солнцем пылает красный флаг.

Сотни очей — как сотни ран,

Сотни сердец — как один барабан.

Не было слез и рыданий бойцов,

Только начдив склонил лицо.

Кровью полощет стяг за бугром.

Первым оставил окоп политком.

И там, где овраги врезаются в степь,

Развернули две тысячи свою цепь.

Харкнул газом навстречу баллон.

Остановился, дрогнул батальон.

Мысль по вискам ударила враз:

«Нас не спасет противогаз».

Полк бежал, прикрываясь горы горбом,

Сжимали руки грани бомб.

Две сотни шагов, один заряд.

Каплями крови горит заря.

Ползет отравный чад завес —

Яром — лез и полем — лез,

Сизым густым молоком

Над пятым навис полком.

С десяток шагов добежать не смогли,

С десяток шагов не смогли добежать.

Синим лицом к земле прилегли,

Впившись в нее ногтями, остались на ней лежать.

Окоп онемел, умолк, застыв.

Вырвал из сердца слова начдив:

«Красноармеец не может в измену впасть,

Он насмерть стоит в бою за Советскую власть.

Пусть тысячи лягут бойцов на полях —

Не пошатнется красный стяг,

Красный стяг, что дал Комсомол!..»

Не предал стяга пятый полк…

1924

Перевод П. Жура

5. ПЕСНЯ БОЙЦА

Бойцы выезжали, и лошади ржали

(В стремени нестройно сталь звенит),

А поле в терпкой дымке, а поле в дымке ржавой,

Слюна из конских губ — как травяная нить.

Дуброва зашумела над бойцами,

Подков печати на земле свежи,

Лязг сабель и ножен бряцанье