Стихотворения и поэмы - [41]

Шрифт
Интервал

Он звал тебя нежнейшим из имен,
Он отдан нашей родине в наследье,
А у тебя — подделкой заменен.
Где твой огонь, твой смех, твое железо?
В какой золе каких истлевших тел
Рассыпалась на части «Марсельеза»?
Вот всё, что я сказать тебе хотел.
2
О народ! Я тебя оболгал.
Ты навек восхищенья достоин,
Угрожающий Цезарю галл,
Работяга, насмешник и воин!
Будь морского прибоя белей,
Сединою сравнись со снегами —
Справишь ты всё равно юбилей
В ярых митингах, в праздничном гаме.
О народ! Этот праздник возник
Не в бахвальстве напыщенных статуй,
Отдает он не затхлой цитатой
Из давно пережеванных книг.
Посмотри на задворки Парижа,
На асфальт этот цвета свинца,
Посмотри, посмотри, посмотри же
На себя, на детей, на отца.
На шофера продрогшего, что ли,
На усталую эту швею…
О республика! В горестной школе
Ты историю учишь свою.
Разгляди по верченью рулеток,
По мигающим буквам реклам,
По тому, как старается хлам
Нашуметь о себе напоследок.
Разгляди, наконец, по всему
Вихревую воронку Начала.
Оцени этих лет кутерьму!
Ça ira!..[60] И пошло и помчало!
Ça ira!.. В один миг отхватив
Расстояние между веками,
Возникает веселый мотив,
В баррикады слагается камень.
Он в тебе возникает самом,
Тот мотив! Он в тридцатом не прерван,
Не обуглен он в сорок восьмом,
Не расстрелян и в семьдесят первом!
Твой хозяин запрет на засов
Магазин, если слушать не любо,
Если страшен раскат голосов
За дверьми Якобинского клуба.
Может он прихватить чемодан,
Разменять свою честь на валюту,
Ибо первый сигнал уже дан, —
Будет бешено людно и люто!
Справедливого грома язык
Кой-кого раздражает и дразнит,
Но в присутствии туч грозовых
Ты вольнее отпразднуешь праздник!
14 июля 1939

89. БРОНЗОВЫЙ ПОЭТ

1
… А там, на доколе гранитном, сдвинув
Седые брови, смотрит сквозь туман
Один из самых чистых паладинов,
Чье имя — горечь, гнев, самообман.
Сын божества, сын века, сын народа
Иль пасынок у этих трех отцов,
Пророк в змеиной коже Валленрода,
Он гулкой бронзой стал в конце концов.
И тут его бессмертье и настигло!
Бесплотное, беззлобное дитя,
Он выстоял Пилсудского и Смиглу,
В руках перо гусиное вертя.
И вот, покрытый прозеленью, в дыме
Косых дождей, не по-людски красив,
Он ни о чем не спорит с молодыми.
Встречает нас и сесть не пригласив…
Так и стоим на площади. Но горе!
Ему простерла жестяной венок
Одна из тех всесветных аллегорий,
По чьей вине и был он одинок.
Кто эта женщина? Шляхетка Польши,
Любовница, законная жена?
Быть может, и не существует больше
Людская власть, что в ней отражена?
Мы шли не к ней, ясновельможной панне,
И — выскажемся всё же до конца:
Мы — лучшая из мыслимых компаний
Для польского народного певца!
2
Я польскому интеллигенту
Напомню быль, а не легенду.
Она не так уже стара:
Как под одним плащом два брата,
Два гения, два демократа
Сошлись для вечного возврата
У медной статуи Петра.
Век начинался. «Марсельеза»
Смолкала в грохоте железа.
Был многим век обременен.
Еще раскаты гроз не стихли.
А эти юноши постигли,
Что плавится в железном тигле
Свобода будущих времен.
Мицкевич с Пушкиным! Сегодня
Над европейской преисподней
Их речи вольные слышны.
Они сквозь мрак осатанелый
Глядят возвышенно и смело.
И, значит, — Польска не сгинела.
Она сестра моей страны.
1939

90. ДЕНЬ КРАСНОЙ АРМИИ

Крепчает наш мороз. Гудят в железной вьюге
Заиндевелые тугие провода.
Мы вглядываемся: на севере, на юге,
На западе черно. Черно, как никогда.
Легли пред нами карт знакомых очертанья,
Куски материков, синь океанских волн.
Вот он, враждебный мир, готовящийся втайне
К смертельному прыжку. Он ненависти полн.
Уже не первый раз он назван и опознан —
Большой банкирский дом в стальных решетках касс,
Старинный арсенал, что рано или поздно
Из окон выставит все пушки напоказ.
Уже не первый год мы смотрим в эти окна…
Там в желтом блеске ламп орудуют враги,
Пробирки звякают, растворы ядов мокнут,
Гноится и горит бессонный глаз карги.
Ну что ж! Мы будем жить, не прячась и готовясь,
Пока лавинный гул в ночи не сорвался.
Мы о Германии расскажем детям повесть,
В которой блещет Рейн, светло шумят леса.
Мы принесем к себе Германию такую,
Как связку милых книг, замаранных в крови,
Припомним, перечтем, полюбим, потолкуем
Опять «о Шиллере, о славе, о любви».
За ту Германию с другой мы будем драться,
За слово Гуттена в крестьянской старине,
За Гейне юного, за конченое братство,
За всё, что сожжено в фашистской стороне.
Так! А до той поры, рубильник подымая,
От рычага грозы не отнимая рук,
Мы будем жить и ждать. И эта тишь немая
Работает на нас, как самый верный друг.
Мы каждый вздох ее и каждый выдох слышим.
Мы к небу возвели просторный гулкий дом.
Мы временем полны, как песней. Чем мы
                                                               дышим? —
Простором. Правотой. Покоем. И Трудом.
<1937>

91. ПОСЛЕДНИЕ ИЗВЕСТИЯ

Европа! Кровь твоя
В моих струится венах.
Европа! Мысль твоя
Горит в моем мозгу.
А весь мой долг тебе —
В проклятьях откровенных.
Лишь в этом отказать
Тебе я не могу.
Прощай, прощай, прощай,
Великая, тупая,
В огне ста тысяч вольт,
В чеканке и резьбе!
Вернешься ль, победив,
Падешь ли, отступая, —
Ты гибнешь всё равно.
Час только жить тебе.
Ты гибнешь. Вот они —
Все книги, все музеи,
Все школы, все гроба,
Весь пурпур на пирах,—
Всё, перед чем вчера

Еще от автора Шарль Бодлер
Цветы зла

Сборник стихотворений классика французской литературы Шарля Бодлера, яркого представителя Франции 20—70-х годов XIX века. Бодлером и сейчас одни будут увлечены, другие возмущены. Это значит, что его произведения до сих пор актуальны.


Коммунисты

Роман Луи Арагона «Коммунисты» завершает авторский цикл «Реальный мир». Мы встречаем в «Коммунистах» уже знакомых нам героев Арагона: банкир Виснер из «Базельских колоколов», Арман Барбентан из «Богатых кварталов», Жан-Блез Маркадье из «Пассажиров империала», Орельен из одноименного романа. В «Коммунистах» изображен один из наиболее трагических периодов французской истории (1939–1940). На первом плане Арман Барбентан и его друзья коммунисты, люди, не теряющие присутствия духа ни при каких жизненных потрясениях, не только обличающие старый мир, но и преобразующие его. Роман «Коммунисты» — это роман социалистического реализма, политический роман большого диапазона.


Падаль

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Парижский сплин

Существует Париж Бальзака, Хемингуэя и Генри Миллера… Бодлеровский Париж — таинственный и сумрачный, полуреальный и полумистический, в зыбких очертаниях тревожного сна или наркотического бреда, куда, однако, тянет возвращаться снова и снова.«Парижский сплин» великого французского поэта — классичесский образец жанра стихотворений в прозе.Эксклюзивный перевод Татьяны Источниковой превратит ваше чтение в истинное Наслаждение.


Психопаты шутят. Антология черного юмора

«Всегда сваливай свою вину на любимую собачку или кошку, на обезьяну, попугая, или на ребенка, или на того слугу, которого недавно прогнали, — таким образом, ты оправдаешься, никому не причинив вреда, и избавишь хозяина или хозяйку от неприятной обязанности тебя бранить». Джонатан Свифт «Как только могилу засыплют, поверху следует посеять желудей, дабы впоследствии место не было бы покрыто растительностью, внешний вид леса ничем не нарушен, а малейшие следы моей могилы исчезли бы с лица земли — как, льщу себя надеждой, сотрется из памяти людской и само воспоминание о моей персоне». Из завещания Д.-А.-Ф.


Опиоман

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Полное собрание стихотворений

В. Ф. Раевский (1795–1872) — один из видных зачинателей декабристской поэзии, стихи которого проникнуты духом непримиримой вражды к самодержавному деспотизму и крепостническому рабству. В стихах Раевского отчетливо отразились основные этапы его жизненного пути: участие в Отечественной войне 1812 г., разработка и пропаганда декабристских взглядов, тюремное заключение, ссылка. Лучшие стихотворения поэта интересны своим суровым гражданским лиризмом, своеобразной энергией и силой выражения, о чем в 1822 г.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)


Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.