Стихотворения и поэмы - [45]

Что сравнится с пылью золотой?

Легче шелка, мягче мха и пуха

В колеях

                ее нагретый слой.

Плотным днем, от зноя онемелым,

Бросься в яр прозрачный… и когда

Плеском струй у пламенного тела

Запоет

             прекрасная

                                  вода,

И когда, языческим причастьем

Просветлен, вернешься на песок —

Твоих ног коснется тонким счастьем

Стебелиный

                     каждый

                                     голосок.

Если же вечерние долины

Изнемогут в млеющей росе,

И туман, блаженный и невинный,

Зачудит

              на сжатой

                                  полосе —

Новый дух польется по дороге,

Кружится от неги голова,

Каждой капле радуются ноги,

Как листы,

                   и корни,

                                    и трава.

Но еще пленительней – во мраке

Пробираться узкою тропой,

Ощущая дремлющие знаки

Естества —

                      лишь слухом и стопой.

Если мраком выключено зренье,

Осязаньем слушать норови

Матерь-землю в медленном биенье

Ее жизни

                  и ее любви.

Не поранит бережный шиповник,

Не ужалит умная змея,

Если ты – наперсник и любовник

Первозданной силы бытия.

1936—1950

* * *

Как участь эта легка:

Уйти от родного порога…

Дорога! Птица-дорога!

Волнующиеся облака!

Как мед, я пью этот жребий:

Воительницу-грозу,

Склоненную в зыбь лозу

И радугу в вечном небе.

Мелькают межи, столбы,

Деревни у перелога…

Дорога! Песня-дорога!

Песня моей судьбы!

Как не любить – телеги,

Поскрипывающие в колее,

Неспешную речь в жилье,

Гул хвои на лесном ночлеге?

Лети же, светла, легка,

На зов голубого рога,

Дорога! птица-дорога!

Кочующие облака!

1937

На перевозе

      Если мы, втроем, вчетвером,

      Входим путниками на паром —

Хорошо в закатном покое

Озирая зеркальный плес,

Загрубевшею брать рукою

Влажно-твердый, упругий трос.

      Прикасались к нему весь день

      С полустанков, сел, деревень,

Каждый мальчик, всякий прохожий,

Бабы, девушки, учителя,

Старики, чью плотную кожу

Знает сызмальства мать-земля;

      Знаком связи народной стал

      Этот твердый, тугой металл;

Через эти пряди витые

Волю тысяч вплетали в круг

Сколько ласковых рук России —

Властных, темных, горячих рук!..

      Воды искрятся серебром.

      Мерно двигается паром.

И отрадно вливать усилья

В мощь неведомой мне толпы…

В этом – родина. В этом – крылья.

В этом – счастье моей тропы.

1950

Привал

Где травка, чуть прибитая,

Нежней пушистых шкур,

Уютен под ракитою

Привал и перекур.

Хоть жизнь моя зеленая

И сам я налегке,

Но сало посоленное

И сахар есть в мешке.

Гляжу – любуюсь за реку,

На пажити внизу,

Сухарики-сударики

Грызу себе, грызу.

А большего не хочется,

И весело мне тут

Смотреть, как мимо рощицы

Прохожие бредут.

Идите, люди мудрые,

Куда велят дела,

А мне зеленокудрая

Ракиточка мила.

1950

* * *

Неистощим, беспощаден

Всепроникающий зной,

И путь, мимо круч и впадин,

Слепит своей желтизной.

Но тело все еще просит

Идти по полям, идти

Изгибами – в ржи и просе

Змеящегося пути.

Люблю это жадное пламя,

Его всесильную власть

Над нами, как над цветами,

И ярость его, и страсть;

Люблю, когда молит тело

Простого глотка воды…

…И вот, вдали засинело:

Речушка, плетни, сады,

И белая церковь глядится

Из кленов и лип – сюда,

Как белоснежная птица

Из мягкой листвы гнезда.

1936

Лопух

      А еще я люблю их —

Прутья старых оград у церквей,

      Если в медленных струях

Нежит их полевой тиховей.

      Здесь бурьян и крапива

Да лиловые шапки репья,

      И всегда терпелива

В раскаленной пыли колея.

      Ноги ноют от зноя,

От огня многоверстных дорог…

      Ляг, ветришка, со мною

У спокойной ограды, в тенек.

      Вон у бедной могилы

Исполинская толщь лопуха

      Дышит кроткою силой,

Молчаливою думой тиха.

      Люди, люди! Напрасно

Вы смеетесь над этим листом:

      Его жилки – прекрасны,

Ведь пеклись стихиали о том.

      Убеленные пылью,

Эти листья над прахом взошли,

      Как смиренные крылья

Старых кладбищ и вечной земли.

      И отрадно мне знанье,

Что мечта моя будет – в стихе,

      Дух – в небесном скитанье,

Плоть же – в мирном, седом лопухе.

1950

Товарищ

Никчемных встреч, назойливых расспросов

Я не терплю. О, нет, не оттого,

Что речь свернет на трактор, вспашку, просо…

Но кто поймет бесцельный путь? Кого

Мне убедить, что и в судьбе бродяжьей —

Не меньший труд, чем труд на полосе?

Ведь тут, в России, в путь влекомы все

Других забот нерасторжимой пряжей.

Но как-то раз мальчишка боевой,

Товарищ мой в купанье у Смилижа,

Взглянул в лицо настороженней, ближе,

И, вдруг притихнув, повернул за мной.

Мы молча шли, бесшумно, друг за другом,

Отава луга вся была в росе,

Июльский вечер умолкал над лугом

В своей родной, своей простой красе.

А он молчал, на мой мешок уставясь,

И в легком блеске смелых светлых глаз

Я прочитал томительную зависть —

Стремленье вдаль, братующее нас.

Вода реки с волос смешно и скоро

Сбегала по коричневым вискам…

И за умнейший диспут не отдам

Ту простоту и свежесть разговора.

Благослови, бездомная судьба,

На путь свободный будущего друга!

Веди с порога! оторви от плуга!

Коснись крылом мужающего лба!

Когда-нибудь на золотом рассвете

Простой мешок ему на плечи кинь,

Пропой ветрами всех твоих пустынь

Бродяжью песнь – сладчайшую на свете!..

…Я уходил, – и дни мои текли,

Уча любить все звуки жизни стройной,