Стихотворения - [3]

УМЕРШИХ ВОСКРЕШАТЬ (Перевод И. Озеровой)

Умерших воскрешать

Не колдовство — искусство.

Не каждый мертвый — мертв:

Подуй на уголек —

Раздуешь жизни пламя.

И оживет забытая беда,

И зацветут засохшие надежды.

Своим пером его освоив почерк,

Естественно, как собственную, ставь

Его автоматическую подпись.

Хромай, холь он хромал,

Как клялся он, клянись.

Он черное носил — ходя лишь в черном,

Подагрой он страдал —

Страдай подагрой ты.

Интимные безделицы копи —

Перчатку, плащ, перо…

Вокруг вещей привычных

Построй привычный дом

Для страшного жильца.

Ему даруя жизнь, остерегайся

Могильного пристанища его,

Чтобы оно теперь не опустело.

Завернутый в его истлевший саван,

Сам место ты свободное займешь.

ЛАТНИКИ НА ГРАНИЦЕ (Перевод И. Озеровой)

Готы, гунны, вандалы, исаурианские горцы,

Римляне не по рожденью, а по случайности службы,

Знаем мы все так мало (больше мы знать не хотим)

О Метрополисе странном: о храмах его со свечами,

Сенаторах-педерастах, облаченных в белые тоги,

Спорах на ипподроме, кончающихся резней,

О евнухах в пышных салонах.

Здесь проходит граница, здесь наш бивак и место,

Бобы для походной кухни, фураж для наших коней

И тяжесть римских доспехов. Ну, хватит! Лишь тот из нас,

Кто в сумасшедшей скачке, достав тетивой до уха,

Вбивает тяжелые стрелы в чеканные латы персов,

Пронзая насквозь доспехи, успех завершая копьем, —

Лишь тот достоин почета, достоин нашей любви.

Меч свой в ножны вложить властно велел Христос

Святому Петру, когда стража их превзошла числом.

Тогда и была дана Святому Петру возможность

Словом поднять толпу, на помощь ее призвать.

Петр нарушил обет и от Христа отрекся.

У нас за случай такой — забрасывают камнями,

А не возводят в сан…

Ни веры, ни истины нет, ни святости в Церкви Петровой,

А справедливости нет ни во дворце, ни в суде.

Священнику все равно, что мы продолжаем дозором

Посменно стоять на валу. Достаточно нам вместо бога,

Чтоб на хоругви дракон от ветра распахивал пасть.

Сердце империи — мы, а не этот облупленный город:

Гнилому дереву жизнь продлевает только кора.

СЕЛЬСКИЙ ОСОБНЯК (Перевод И. Озеровой)

Этот дом старинный столь известен

Лепкой и великолепьем лестниц,

Он высокомерьем шелковиц

Унижает все дома в округе.

Прежде были у него владельцы:

Был отец, наследник-сын и внук.

Пережив последнего из рода,

Дом теперь в пожизненной аренде.

Не было намека на крушенье —

Ни фамильных призраков, ни крыс,

И в саду фруктовые деревья

Зеленели стройными рядами.

Спальня с очень низким потолком

В эти годы не пугала спящих.

Новым поколеньям неудобства

Принесли бессонницы удушье.

В чопорной почтенности гостиной

Старые ирландские бокалы

Были вдвое ярче, отражаясь

В навощенной памяти стола.

Временно обоями с цветами

Здесь хозяйка приручила стены,

Но благочестивый реставратор

Серые панели обнажил.

Дети старый дом до слез любили,

Были многоцветны цветники,

Под защитой полога супруги

Долгой ночью радовали плоть.

Хлам — на чердаке, в подвале — плесень,

Не играют соки в старом дубе

Прочных балок: если распилить,

Как живое дерево, заплачут.

…Парр почтенный прожил сто пять лет

(Королю он так похвастал Карлу),

Когда он покаялся публично

В прелюбодеянии с потомком.

Умер Парр, не умер особняк,

И его жильцы переливают

Юность в исторические вены,

Но роняет черепицу крыша.

Хоть покинул дом последний в роде,

Разрывая давнее заклятье,

Ставят к трапезе ему прибор,

И постель пустую на ночь греют.

Не вернуть его к беседам праздным

Над прудом с рисунком белых лилий,

К ритуально-чинному застолью

Генеалогических гостей.

Этот дом лишь радостями детства

Взрослого способен заманить,

Но и в колыбели, и в могиле

Он — приемыш на чужой земле.

Ненависти нет у бунтаря,

Радости былые не отверг он,

А побег из мест не столь почтенных

Не польстит тщеславию его.

Он в себе несет недуг новейший:

Благодарность с примесью досады,

Унаследует он древний титул,

Ибо некому продолжить род.

ЛЮБОВНИКИ ЗИМОЙ (Перевод И. Левидовой)

Выгиб дерева говорит нам,

Откуда сильнее ветер.

Наши позы — что ты сердита

И плохо нам жить на свете.

Но гляди-ка: под ветром склоненные,

Не назад мы качнулись — друг к другу, —

И ветвями, как прежде зелеными,

Гоним прочь свою вьюгу.

КОНЕЦ ПЬЕСЫ (Перевод И. Озеровой)

Настал конец игры, теперь уж навсегда,

И мы, и прочие, хоть редко признаются.

И нынче видят небеса, как встарь,

С улыбкой веря в звездный плащ Марии.

Хоть кажется, что жизнь по-прежнему беспечна,

Бездельничает средь цветов июньских,

И пахнет резкой зеленью трава,

А вера благостно нисходит с неба, —

Все только призрак: зеркало и эхо

Совмещены со зрением и звуком,

Зов веры, прежней смелости лишенный,

Звучит, как жалоба слепца: «Я слеп!»

Конец безделью, и роптать наивно,

Как плакать о своих зубах молочных,

Но ропщут многие и на коленях

Взывают к непорочности Христа.

Мы больше не мошенники, не лжем,

Мы, наконец, не думаем, как прежде,

Что, затаившись в каждом редколесье,

Лев или тигр готовы нас сожрать.

И страсть теперь не будет в ложной спеси

Невинных втягивать в стыдливый танец

От робкого касанья сквозь перчатку

До исступленно стиснутой груди.

Любовь, однако, выживет — зарубкой

На плахе под секирой палача.

И наших тел безглавым отраженьем,

Как зеркало, нас память удивит.

НЕТ БОЛЬШЕ ПРИЗРАКОВ (Перевод И. Левидовой)