Стихотворения - [15]

То в гармонии потонут,

То в мелодии замрут…

Вдруг по взмаху чародея

Светлых звуков легкий рой,

Золотой мотив лелея,

Хлынул звонкою волной.

То совьются в ожерелье,

То раскинутся в лучах,

То рассыпчатою трелью

Задрожат на высотах.

Блещут молнии зарями

На аккордов мрачных сонм

И, осыпав всех цветами,

Исчезают легким сном…

Слыша звуки, я порою

У небес молю благих

Засыпать под их игрою

И проснуться вновь для них.

1837

К ДРУЗЬЯМ [84]

Други, други! Не корите

Вы укорами меня!

Потерпите, подождите

Воскресительного дня.

Он проглянет — вновь проснется

Сердце в сладкой тишине,

Встрепенется, разовьется

Вольной пташкой в вышине.

С красным солнцем в небо снова

Устремит оно полет

И в час утра золотова

В сладкой песне расцветет.

Мир господен так чудесен!

Так отраден вольный путь!

Сколько зерен звучных песен

Западет тогда мне в грудь!

Я восторгом их обвею,

Слез струями напою,

Жарким чувством их согрею,

В русской песне разолью.

И на звук их отзовется

Сердце юноши тоской,

Грудь девицы всколыхнется,

Стают очи под слезой.

1837

ВОПРОС [85]

Поэт ли тот, кто с первых дней созданья

Зерно небес в душе своей открыл,

И как залог верховного призванья

Его в груди заботливо хранил?

Кто меж людей душой уединялся,

Кто вкруг себя мир целый собирал;

Кто мыслию до неба возвышался

И пред творцом во прах себя смирял?

Поэт ли тот, кто с чудною природой

Святой союз из детства заключил;

Связал себя разумною свободой

И мир и дух созданью покорил?

Кто воспитал в душе святые чувства,

К прекрасному любовию дышал;

Кто в области небесного искусства

Умел найти свой светлый идеал?

Поэт ли тот, кто всюду во вселенной

Дух божий — жизнь таинственно прозрел,

Связал с собой и думой вдохновенной

Живую мысль на всем напечатлел?

Кто тайные творения скрижали,

Не мудрствуя, с любовию читал;

Кого земля и небо вдохновляли,

Кто жизнь с мечтой невольно сочетал?

Поэт ли тот, кто нить живых сказаний

На хартии[86] сочувственно следил;

Кто разгадал хаос бытописаний

И опытом себя обогатил?

Кто над рекой кипевших поколений,

В глухой борьбе народов и веков,

В волнах огня, и крови, и смятений, —

Провидел перст правителя миров?

Поэт ли тот, кто светлыми мечтами

Волшебный мир в душе своей явил,

Согрел его и чувством и страстями,

И мыслию высокой оживил?

Кто пред мечтой младенцем умилялся,

Кто на нее с любовию взирал;

Кто пред своим созданьем преклонялся

И радостно в восторге замирал?

Поэт ли тот, кто с каждой каплей крови

Любовь в себя чистейшую приял;

Кто и живет и дышит для любови,

Чья жизнь — любви божественный фиал?

Кто все готов отдать без воздаянья,

И счастье дней безжалостно разбить,

Лишь только бы под иглами страданья

Свою мечту прекрасную любить?

Поэт ли тот, кто, в людях сиротея,

Отвергнутый, их в сердце не забыл;

Кто разделял терзанья Прометея,

И для кого скалой мир этот был?

Кто, скованный ничтожества цепями,

Умел сберечь венец души своей;

Кто у судьбы под острыми когтями

Не изменил призванью первых дней?

Поэт ли тот, кто холод отверженья

Небесною любовью превозмог,

Врагам принес прекрасные виденья,

Себе же взял терновый лишь венок?

Кто не искал людских рукоплесканий;

Своей мечте цены не положил

И в чувстве лишь возвышенных созданий

Себе и им награду находил?

Пусть судит мир! Наследник благодати —

Пророк ли он, иль странник на земле?

Горит ли знак божественной печати

На пасмурном, мыслительном челе?

Пусть судит он! — Но если мир лукавый,

Сорвав себе видений лучший свет,

Лишит его и имени и славы,

Пускай решит: кто ж он — его Поэт?

1837, август

К МУЗЕ [87]

Прошла чреда душевного недуга;

Восходит солнце прежних дней.

Опять я твой, небесная подруга

Счастливой юности моей!

Опять я твой! Опять тебя зову я!

Покой виновный мой забудь,

И светлый день прощенья торжествуя,

Благослови мой новый путь!

Я помню дни, когда вдали от света

Беспечно жизнь моя текла,

Явилась ты с улыбкою привета

И огнь небес мне в грудь влила.

И вспыхнул он в младенческом мечтаньи,

В неясных грезах, в чудных снах,

И полных чувств живое излиянье —

Речь мерная дрожала на устах.

Рассеянно, с улыбкою спокойной,

Я слушал прозы склад простой,

Но весело, внимая тени стройной,

Я хлопал в такт ребяческой рукой.

Пришла пора, и юноша счастливый

Узнал, что крылося в сердечной глубине;

Я лиру взял рукой нетерпеливой,

И первый звук ответил чудно мне.

О, кто опишет наслажденье

При первом чувстве силы в нас!

Забилось сердце в восхищеньи

И слезы брызнули из глаз!

«Он твой — весь этот мир прекрасный!

Бери его и в звуках отражай!

Ты сильный царь! С улыбкою всевластной

Сердцами всех повелевай!»

Внимая гордому сознанью,

Послушный звук со струн летел,

И речь лилась цветущей тканью,

И вдохновеньем взор горел.

Я жил надеждами богатый…

Как вдруг, точа весь яд земли,

Явились горькие утраты[88]

И в траур струны облекли.

Напрасно в дни моей печали

Срывал я с них веселый звук:

Они про гибель мне звучали,

И лира падала из рук.

Прощайте ж, гордые мечтанья!..

И я цевницу[89] положил

Со стоном сжатого страданья

На свежий дерн родных могил.

Минули дни сердечной муки;

Вздохнул я вольно в тишине.

Но прежних дней живые звуки

Мечтались мне в неясном сне.

И вдруг — в венце высокого смиренья,

Блистая тихою, пленительной красой,

Как светлый ангел утешенья,

Она явилась предо мной!

Простой покров земной печали

Ее воздушный стан смыкал;