Стихотворения - [9]

В художнике превыше страсти долг.

Превыше славы – к славе той дорога.

Но чтобы голос Неба не умолк,

Душа должна возвыситься до Бога.

1992

Гадание на книге

Анатолию Алексину

Гадаю по книге поэта…

Страницу открыв наугад,

Вхожу в чье-то горькое лето

И в чей-то измученный взгляд.

Мне грустно от этих страданий,

От боли, идущей с лица.

И я, позабыв о гаданье,

Читаю стихи до конца.

И вновь открываю страницу,

Чтоб сверить с судьбою своей

Летящую в прошлое птицу

Среди догоревших огней.

Гадаю по книге поэта,

А кажется – просто иду

По улице, вставшей из света,

Хранящей ночную звезду.

По жизни, ушедшей куда-то,

И памяти долгой о ней.

Иду, как всегда, виновато

По горестям мамы моей.

И весь я отныне разгадан,

Открыт, как вдали облака.

Иду от восходов к закатам,

Пока не погаснет строка.

2000

«Ты любил писать красивых женщин…»

Александру Шилову

Ты любил писать красивых женщин,

Может, даже больше, чем пейзаж,

Где роса нанизана, как жемчуг…

И в восторге кисть и карандаш.

И не тем ли дорого искусство,

Что с былым не порывает нить,

Говоря то радостно, то грустно

Обо всем, что не дано забыть?

И о том, как мучился художник

Возле молчаливого холста,

Чтобы, пересилив невозможность,

Восходила к людям красота.

Сколько ты воспел красивых женщин!

Сколько их тебя еще томят…

Если даже суждено обжечься,

Жизнь отдашь ты

За весенний взгляд.

Потому что в каждый женский образ

Ты влюблялся, словно в первый раз.

Буйство красок – как нежданный возглас,

Как восторг, что никогда не гас.

Всё минует…

Но твою влюбленность

Гениально сберегут холсты.

И войдут в бессмертье поименно

Все,

Кого запомнил кистью ты.

2001

«Говорят, при рожденьи любому из нас…»

Владимиру Суслову

Говорят, при рожденьи любому из нас

Уготована участь своя.

Кто-то взял у отца синеву его глаз

И умчал с ней в чужие края.

Кто-то добрым характером в маму пошел.

Но не в славе теперь доброта.

Как бы ни был наш путь и тернист, и тяжел, —

Все равно жизнь – всегда высота.

Уготована каждому участь своя.

Я о милости Бога молю,

Чтоб в России не гибли ничьи сыновья.

Не скатилась надежда к нулю.

Будьте счастливы, люди, во веки веков,

Если даже все будни круты.

Отболят наши души от новых оков,

От позорных оков нищеты.

2003

«Кто на Западе не издан…»

Василию Лановому

Кто на Западе не издан,

Тот для наших снобов ноль.

Я ж доверил русским избам

И любовь свою, и боль.

Исповедывался людям,

С кем под небом жил одним.

Верю я лишь этим судьям.

И подсуден только им.

Не косил глаза на Запад.

Не искал уютных мест.

И богатств здесь не нахапал.

Нес, как все, свой тяжкий крест.

И России благодарен,

Что в цене мои слова.

Что они не облетают,

Как пожухлая листва.

2003

Парад в Иерусалиме

Михаилу Зархи

Девятого Мая с утра

Уходят на фронт ветераны…

Уходят в кровавые годы,

В окопы свои и атаки.

Не всем суждено было выжить,

Но всем суждено победить.

И вновь они к подвигам годны,

Хотя разболелись их раны,

Как память болит в непогоды.

И громко проносятся танки

По судьбам, по горестным годам…

И так им не терпится жить.

Сверкают победно медали,

Блестят ордена, как обновы,

На стареньких кителях.

Они их на праздник достали,

Чтоб сердцем почувствовать снова

Великую нашу Победу,

Добытую ими в боях.

Идут ветераны сквозь годы,

Сквозь память свою и бессмертье.

Стараясь держать то равненье,

Что только солдатам дано.

И подняты головы гордо.

И кажется – замерло время,

Как вздох над солдатским конвертом,

Как отсвет Победы в окно.

2000

Российские израильтяне

Александру Поволоцкому

Затих самолет и прорвалось волненье.

Над скрытым восторгом —

Мальчишеский гвалт.

Старик опустился при всех на колени

И Землю Святую поцеловал.

Страна не забыта… Забыты обиды,

Которых в той жизни хватало с лихвой.

И кто-то, быть может, подастся в хасиды,

А кто-то лишь сменит свой адрес и строй.

В России могли их словами поранить…

Израиль их «русскими» с ходу нарек.

И «Русская улица» – это как память

Всему, что уже отслужило свой срок.

Но в сердце хранятся семейные даты.

И праздникам нашим оказана честь.

Российские парни уходят в солдаты.

И русская речь не кончается здесь.

А в душах иная страна прорастает

Сквозь беды и радость, бои и бедлам…

И молодость, словно израильский танец,

Несется по прошлым и будущим дням.

И местный пейзаж, как полотна Гогена,

Привычен уже и прочтен наизусть.

И только навеки останется в генах

Необъяснимая русская грусть.

2003

Весенняя телеграмма

Рине Гринберг. Вице-мэру. Кармиэль.

Если можешь – приезжай в Иерусалим.

На дворе давно уже апрель —

Я хочу тебя поздравить с ним.

Пусть покинет душу суета…

В синих окнах – Гойя и Сезанн.

И апрельских красок красота

Очень уж идет твоим глазам.

И хотя твой север несравним

С южными пейзажами пустынь, —

Все же приезжай в Иерусалим.

У Стены мы рядом постоим.

Вместе Старым городом пройдем.

И с балкона дома моего

Ты увидишь в полночи свой дом,

Ибо свет исходит от него.

И среди забот и добрых дел

Береги души своей уют.

Вот и все, что я сказать хотел.

Длинных телеграмм здесь не дают.

2000

В больнице Шаарей-Цедек

Иосифу Альбертону

Слева от меня звучит иврит, —

Что-то дед хирургу говорит.

Справа от меня лежит араб,

Как сосед – он так же стар и слаб.

Сын араба молится в углу,

Коврик постеливши на полу.

Сын еврея, отодвинув стул,

Первый раз за сутки прикорнул.

А меж ними русский. Это – я.

Интернациональная семья.