Стихотворения - [25]

Неважно, кто иль что. Благодарит

Всех в равной степени – мужчин и слуг,

Забыв немного, кто её супруг.

Кто б снизошёл до объясненья с ней,

И приказал бы, мол, при мне не смей

Так забывать себя? Я – не мастак

В нравоученьях, и себе не враг:

Её учить, что должно, что нельзя,

Так опускаться, унижать себя,

Я вовсе не намерен был, сеньор.

Да, просветлялся герцогини взор,

Когда б я не был с нею; но дарим

Улыбкой, взором был не я один!

Так продолжалось долго. Наконец

Я отдал приказанье, и конец

Настал улыбкам…Вот глядит она

На нас, словно живая, с полотна.

Ну что ж, сеньор, теперь мы вниз сойдём,

Где свита ждёт. Напомню вам о том,

Что щедрость графа мне теперь залог,

И о приданном неуместен торг;

Хотя, бесспорно, повторяю я,

Дочь графа – наречённая моя –

Предмет моих желаний… Но черёд

Нам вниз сойти, там ваша свита ждёт.

Взгляните, между прочим, по пути

На этого Нептуна; не найти

Второй такой фигуры и коня:

Их в Инсбруке отлили для меня!

Перевод Тая Коби

Мертвый король

Изыди в ад! Лишь мёртвый ты хорош.

Как сладок вздох свободы облегчённый.

Ты уж мертвец, душою обречённый

Питать кромешный ад, он так похож

На твой же мир монахов и вельмож,

Что сверг тебя. Ничуть не огорчённый,

Вчерашний Пий, коленопреклонённый,

Смел пыль с колен. Унял в поджилках дрожь.

Где хор литаний, преданных тирад?

Продажный поп умолк, да от чего ж?

Продал тебя гнуснейший из святош,

Ты для него – лишь тварь: лишь плоть, лишь смрад…

Пришёл твой Час и прошипел: « Хорош!

Тебе не место здесь. Изыди в ад!»

Перевод Игорь Дмитриевич Трояновский

У огня

Где мне быть в эту осень – я твердо знаю:

Холодает. Длинней и темней вечера.

Краски блекнут твои, о душа, звуки тают,

Многогласие немо твое. Пора!

Твой ноябрь наступает.

У огня отыщусь я. И, ясно без слов,

С древней книгой, где мудрость веков хранится.

Ветер хлопает ставней, звенит засов,

Я листаю, листаю страницы.

Только проза теперь. Никаких стихов!

За дверями я детский шепот ловлю.

«Здесь он, здесь. Углубился в Греков.

Можем мы убежать (я молчу, терплю),

Там в леске, у ручья, где полно орехов,

Мачту вырежем кораблю!»

О, конечно, вы правы, мои друзья,

Я читаю, затерян в таинственном мире.

В лабиринте сознания странствую я,

Ответвленья то уже, то шире, –

Где дорога моя?

Как в орешнике, тесно в грядущем. Стою.

Не пробраться. Где больше простора?

Кто-то манит меня. Я тебя узнаю.

Мы идем очень быстро. И скоро

Попадаем в Италию, юность свою.

Я держу твою руку. Знакома она,

Ей послушен, куда ни влекла бы!

О Италия! Девушка ты, никому не жена,

Пусть толпятся соседи – надежды их слабы.

В их груди ты огнем зажжена!

Мы руины часовни проходим опять,

Выше путь нас ведет по ущелью.

Погляди, деревушка? Никак не понять.

Или мельница кем-то поставлена с целью

Лишь тоску средь безлюдья унять?

Вот еще поворот – и мы в центре вещей.

Обступил нас обоих темнеющий бор.

О, как вьется, блестит меж камней и корней

Эта струйка воды! Вниз обрушившись с гор,

Превратился поток в ручей!

Вон внизу озерко. Не его ль он питает?

Видишь белое пятнышко рядом? То Пелла.

А вечерние Альпы над нами сияют,

Погляди-ка наверх, как вершины их смело,

Пики выставив, небо встречают!

Под отвесной скалою тропинка бежит,

И к скале ее цепь валунов прижимает.

Видишь гладкий валун, что отдельно стоит?

Как лишайник цвета мотылька повторяет!

Саблей папоротник бьет гранит.

Сколько смысла и чувства в раскраске ковра

Этих горных цветов. Все каштаны упали

И соплодьями по три колючих шара

На тропинке лежат. И орехам в начале

Ноября уже падать пора.

Вон по золоту наискось, слева направо

Перечеркнут листок, словно герб или щит,

Полосою, алеющей ярко-кроваво.

На иголочках мха он тихонько лежит

(Виден издали, красный на ржавом),

Близ грибов, что вчера под вечернею мглой

Тайно выросли тут. Нет, с утра, спозаранок

Плоть набухла их мякотью. Глянь, бахромой

И чешуйками ножки укрыв, сто поганок

Круг волшебный раскинули свой!

Вот часовня – почти у подножья хребта,

Что берет поворот здесь к далеким вершинам.

Рядом пруд. Под единственной аркой моста

Застоялась вода. Видишь, танцем над тиной

Комариная тьма занята.

И часовня и мост из похожих камней

Темно-серой породы, тяжелых и влажных.

Вот стена. В неширокой канаве под ней

Отмокает пенька. Посмотри, как отважно

Плющ ползет среди узких щелей!

Это бедное место. Священник приходит

Только к праздничным службам, и то не всегда.

Ровно дюжина жителей будет в приходе –

Все из редких окрестных домов. И сюда

Их двенадцать тропинок приводят:

Та идет от сарая для сушки пеньки,

Поднялась эта снизу от кузницы старой,

Та спустилась со скал, где раскинул силки

Птицелов. Та пришла от далеких амбаров,

Где орехи хранят лесники.

Притязает на что-то лишь старый фасад –

Частью фрески, подобной луне на ущербе.

И, как принято было столетья назад,

То Креститель в пустыне. Бедняга, он терпит

Здесь и холод, и дождик, и град.

Козырек наверху, как положено, есть.

Не виновен строитель в страданьях Предтечи.

Где резной барельеф, можно цифры прочесть –

Архитектором год завершенья отмечен:

Предпоследняя – вроде бы – шесть!

И весь день напролет сладкозвучное что-то

Тихо птица поет… Заблудившись случайно,

Пьет овца из пруда. Мир охвачен дремотой.

Были, верно, и здесь преступленья и тайны, –

Только это не наша забота.