Стихотворения - [9]

Но, вырвав все клыки из их широкой пасти,

Мы барской сволочи вернуться снова к власти

Уж не позволим никогда, —

Ни им самим, ни их лакеям,

Всей «демократии» гнилой, —

Мы знаем цену всей работе их былой

И «учредительным» затеям:

В руке их — красный флаг, а белый — под полой.

Глупцами лестно ли нам быть в глазах потомков,

 Быть осужденными суровым их судом?

Дом старый рушился. Но мы наш новый дом

Не станем строить из обломков.

Мы, «черные жильцы», дадим врагам ответ:

Как их искусные строители ни бойки,

Но скоро убедить сумеем мы весь свет,

Что дома лучшего не может быть и нет,

Чем дом советской стройки.

Лапоть и сапог

Через года полтора

Все уйдут на хутора.

Худо ль, лучше ль будет жить,

А нет охоты выходить.

«Псковская жизнь», М 557, 1911 г. «Деревенские частушки»

Где в мире найдем мы пример, подобный русской аграрной реформе? Почему не могло бы совершиться нечто подобное и среди тружеников промышленного дела?

«Россия», 17 августа 1912 г.

Над переулочком стал дождик частый крапать.

Народ — кто по дворам, кто — под навес бегом.

У заводских ворот столкнулся старый лапоть

С ободранным рабочим сапогом.

«Ну, что, брат лапоть, как делишки?» —

С соседом речь завел сапог.

«Не говори… Казнит меня за что-то бог:

Жена больна и голодны детишки…

И сам, как видишь, тощ,

Как хвощ…

Последние проели животишки…»

«Что так? Аль мир тебе не захотел помочь?»

«Не, мира не порочь.

Мир… он бы, чай, помог… Да мы-то не миряне!»

«Что ж? Лапти перешли в дворяне?»

«Ох, не шути…

Мы — хуторяне».

«Ахти!

На хутора пошел?! С ума ты, что ли, выжил?»

«Почти!

От опчества себя сам сдуру отчекрыжил!

Тупая голова осилить не могла,

Куда начальство клонит.

Какая речь была: „Вас, братцы, из села

Никто не гонит.

Да мир ведь — кабала! Давно понять пора:

Кто не пойдет на хутора,

Сам счастье проворонит.

Свое тягло

Не тяжело

И не надсадно.

Рукам — легко, душе — отрадно.

Рай — не житье: в мороз — тепло,

В жару — прохладно!“

Уж так-то выходило складно.

Спервоначалу нам беда и не в знатье.

Поверили. Изведали житье.

Ох, будь оно неладно!

Уж я те говорю… Уж я те говорю…

Такая жизнь пришла: заране гроб сколотишь!

Кажинный день себя, ослопину, корю.

Да что?! Пропало — не воротишь!

Теперя по местам по разным, брат, пойду

Похлопотать насчет способья».

Взглянув на лапоть исподлобья,

Вздохнул сапог: «Эхма! Ты заслужил беду.

Полна еще изрядно сору Твоя плетеная башка.

Судьба твоя как ни тяжка, —

Тяжеле будет, знай, раз нет в тебе „душка“

Насчет отпору,

Ты пригляделся бы хоть к нам,

К рабочим сапогам.

Один у каши, брат, загинет.

А вот на нас на всех пусть петлю кто накинет!

Уж сколько раз враги пытались толковать:

„Ох, эти сапоги! Их надо подковать!“

Пускай их говорят. А мы-то не горюем.

Один за одного мы — в воду и в огонь!

Попробуй-ка нас тронь.

Мы повоюем!»

1912

Кларнет и рожок

Однажды летом

У речки, за селом, на мягком бережку

Случилось встретиться пастушьему рожку

С кларнетом.

«Здорово!» — пропищал кларнет.

«Здорово, брат, — рожок в ответ, —

Здорово!

Как вижу — ты из городских…

Да не пойму: из бар аль из каких?»

«Вот это ново, —

Обиделся кларнет. — Глаза вперед протри

Да лучше посмотри,

Чем задавать вопрос мне неуместный.

Кларнет я, музыкант известный.

Хоть, правда, голос мой с твоим немного схож,

Но я за свой талант в места какие вхож?!

Сказать вам, мужикам, и то войдете в страх вы.

А все скажу, не утаю:

Под музыку мою

Танцуют, батенька, порой князья и графы!

Вот ты свою игру с моей теперь сравни:

Ведь под твою — быки с коровами одни

Хвостами машут!»

«То так, — сказал рожок, — нам графы не сродни.

Одначе помяни:

Когда-нибудь они

Под музыку и под мою запляшут!»

1912

Размахнулся б я басней задорною…

Задержаны и арестованы три народных певца, распевающих по дворам песни революционного содержания.

Размахнулся б я басней задорною,

Распростясь на минуту с кручиною,

Да боюсь, чтобы слезы не брызнули

Под веселой личиною.

А и спел бы я, братцы, вам песенку

Обо всем, что на сердце скрывается,

Да не всякая песенка

До конца допевается.

1912

Эстетик

Долой политику!

Да здравствует эстетика!

Из современных лозунгов

Ослу, каких теперь немало,

Наследство с неба вдруг упало.

Добро! За чем же дело стало?

Схватив что было из белья

Да платье модного покроя,

Летит на родину Илья

(Так звали нашего героя).

«Ах! Ах! — приехавши домой,

Заахал радостно детина. —

Какая прелесть, боже мой!

Ну что за дивная картина!

Обвеян славной стариной,

Как ты прекрасен, дом родной!

Привет, почтенная руина!

В тебе живут былые дни.

Священна каждою песчинкой.

Стой, как стояла искони!

Тебя я — боже сохрани —

Чтоб изуродовал починкой!»

Избравши для жилья покой

Полуразрушенный, с пролетом,

Лишенным кровли, наш герой

Ликует, хоть его порой —

То куры угостят пометом.

То сверху треснет кирпичом,

То дождь промочит. Ровным счетом

Илье все беды нипочем.

Сроднясь душой и телом с грязью,

Леча ушибы — пудрой, мазью,

Среди развалин и гнилья,

Среди припарок и косметик.

Не падал духом наш Илья.

Он был в восторге от «жилья»,

Зане — великий был эстетик!

1912

Опекун

Такое диво в кои веки:

Совсем на днях сановник некий

Сиротский посетил приют.

«Великолепно! Превосходно!

Ну, прямо рай: тепло, уют…

Детишки — ангелы. А честь как отдают!

И маршируют?»

«Как угодно, —

По отделеньям и повзводно…»

«Быть может, „Славься“ пропоют?