Стихотворения (1970–1980) - [8]

Пахнут бревна

Смолою снова,

Никаких нет

На окнах штор…

Запах времени!

Дух былого!

Как волнует он

До сих пор…

Нас изба

Привечает скромно,

Ветры времени

В ней сквозят.

Так мала она!

Так огромна —

Даже в сердце

Вместить нельзя.

1973

ИЗ СИЦИЛИЙСКОЙ ТЕТРАДИ

ТЕРРОМОТО — ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ

Я это слово грозное вчера

В «Паэзе сера» встретила впервые —

Я, женщина, которую «сестра»

Звала Россия в годы фронтовые.

Я дочь войны, я крови не боюсь —

Веками кровью умывалась Русь…

Сицилия! Тревожные костры

И беженцев измученные лица.

Стон раненых… И сердце медсестры

Во мне больнее начинает биться.

Стон раненых. Он всем понятен сразу,

Все стонут на едином языке —

В горах Сицилии, в горах Кавказа,

С винтовкой иль с мотыгою в руке.

Сицилия! Прекрасен и суров

Твой лик, преображенный терромото.

А в небе — шпаги двух прожекторов,

А на земле — карабинеров роты.

Как на войне… И нет лимонных рощ,

И гаснет южное великолепье.

И кажется, что наш, расейский, дождь

По кактусам и мандаринам лепит…

«Опять приснилось мне Кастельветрано…»

Опять приснилось мне Кастельветрано…

Пишу, читаю ли, сижу ль в кино,

Болит во мне Сицилия, как рана,

Которой затянуться не дано.

Ознобными туманами повиты,

Сединами снегов убелены,

Руины скорбной Санта-Маргериты,

Дымясь, мои заполонили сны.

И снова пальм полузамерзших гривы

На леденящем мечутся ветру.

Оборваны последние оливы —

Что будут есть детишки поутру?..

Вот Санта-Нинфа. Под открытым небом

Здесь городок отчаянья возник.

И вдруг сюда с палатками и хлебом

Ворвался наш, советский, грузовик.

За ним — другой. Через минуту — третий.

Влетели, как архангелы, трубя.

Кричали женщины, плясали дети,

Меня за полу шубы теребя.

«Твой самолет к нам прилетел в Палермо!» —

Твердили люди, слезы не тая.

А я? Я тоже плакала, наверно…

О, Русия, о, Русия моя!

Палатки расправляли торопливо

Над лагерем упругие крыла.

Делили хлеб. И я была счастлива,

Как никогда, быть может, не была…

«Что же это за наважденье…»

Что же это за наважденье:

Мало памяти фронта мне?

Терромото — землетрясенье

Вижу каждую ночь во сне!

Снова горы, тумана вата,

Визг резины да ветра свист.

За баранкою вы — сенатор,

Сын Сицилии, коммунист.

«Коммунисты — на терромото!» —

Этот лозунг гремел везде.

…Нереальное было что-то

В краткой встрече, в ночной езде.

Будто вновь, сквозь тумана вату,

По дорожке по фронтовой,

Я на «виллисе» мчусь с комбатом

К раскаленной передовой…

1973

«Я принесла домой с фронтов России…»

Я принесла домой с фронтов России

Веселое презрение к тряпью —

Как норковую шубку, я носила

Шинельку обгоревшую свою.

Пусть на локтях топорщились заплаты,

Пусть сапоги протерлись — не беда!

Такой нарядной и такой богатой

Я позже не бывала никогда…

1973

ИЗ ФРОНТОВОГО ДНЕВНИКА

«Четверть роты уже скосило…»

Четверть роты уже скосило…

Распростертая на снегу,

Плачет девочка от бессилья,

Задыхается: «Не могу!»

Тяжеленный попался малый,

Сил тащить его больше нет…

(Санитарочке той усталой

Восемнадцать сровнялось лет.)

Отлежишься. Обдует ветром.

Станет легче дышать чуть-чуть.

Сантиметр за сантиметром

Ты продолжишь свой крестный путь.

Между жизнью и смертью грани —

До чего же хрупки они…

Так приди же, солдат, в сознанье,

На сестренку хоть раз взгляни!

Если вас не найдут снаряды,

Не добьет диверсанта нож,

Ты получишь, сестра, награду —

Человека опять спасешь.

Он вернется из лазарета,

Снова ты обманула смерть,

И одно лишь сознанье это

Всю-то жизнь тебя будет греть.

«Тот осколок, ржавый и щербатый…»

Тот осколок, ржавый и щербатый,

Мне прислала, как повестку, смерть.

Только б дотащили до санбата,

Не терять сознание, не сметь!

А с носилок свешивались косы —

Для чего их, дура, берегла!..

Вот багровый дождь ударил косо,

Подступила, затопила мгла.

Ничего. Мне только девятнадцать.

Я еще не кончила войну.

Мне еще к победе пробиваться

Сквозь снегов и марли белизну.

«Дотянул, хоть его подбили…»

Дотянул, хоть его подбили,

До своих командир звена.

А пробоин не счесть на крыльях,

Да в груди у него — одна…

Эскадрилья к нему бежала

Через поле, не чуя ног.

Руки летчика от штурвала

Долго друг оторвать не мог.

И сказал комэск хрипловато,

Сняв потрепанный шлемофон:

— Вместе с нами он жил, ребята,

Прилетел умереть к нам он…

1973

«Были слезы в первую атаку…»

Были слезы в первую атаку,

После тоже плакать довелось.

А потом я разучилась плакать —

Видно, кончились запасы слез…

Так в пустынях, так в песках горючих

Не бывает ливней искони,

Потому что в раскаленных тучах

Тут же испаряются они…

1973

БИНТЫ

Глаза бойца слезами налиты,

Лежит он, напружиненный и белый.

А я должна присохшие бинты

С него сорвать одним движеньем смелым.

Одним движеньем —

Так учили нас,

Одним движеньем —

Только в этом жалость…

Но, встретившись

Со взглядом страшных глаз,

Я на движенье это не решалась,

На бинт я щедро перекись лила,

Пытаясь отмочить его без боли.

А фельдшерица становилась зла

И повторяла: «Горе мне с тобою!

Так с каждым церемониться — беда,

Да и ему лишь прибавляешь муки».

…Но раненые метили всегда

Попасть в мои медлительные руки.

Не нужно рвать приросшие бинты,

Когда их можно снять почти без боли…

Я это поняла, поймешь и ты…

Как жалко, что науке доброты

Нельзя по книжкам научиться в школе!

1973

«За утратою — утрата…»

За утратою — утрата,

Гаснут сверстники мои.

Бьют по нашему квадрату,

Хоть давно прошли бои.