Стихотворения, 1923 - [6]

Пролетарский суд

         кулака припер.

И директор

        «Правдой» прочищен.

В дрожь вгоняя врагов рой,

трудящемуся защита дружья,

да здравствует

             красное

            рабочее перо —

нынешнее наше оружие!

[1923]

Универсальный ответ >*

Мне

        надоели ноты —

много больно пишут что-то.

Предлагаю

    без лишних фраз

универсальный ответ —

         всем зараз.

Если

         нас

    вояка тот или иной

захочет

    спровоцировать войной, —

наш ответ:

нет!

А если

    даже в мордобойном вопросе

руку протянут —

         на конференцию, мол, просим, —

всегда

ответ:

    да!

Если

         держава

           та или другая

ультиматумами пугает, —

наш ответ:

нет!

А если,

    не пугая ультимативным видом,

просят:

    — Заплатим друг другу по обидам, —

всегда

ответ:

          да!

Если

         концессией

         или чем прочим

хотят

         на шею насесть рабочим, —

наш ответ:

нет!

А если

    взаимно,

         вскрыв мошну тугую,

предлагают:

        — Давайте

            честно поторгуем! —

всегда

ответ:

          да!

Если

         хочется

          сунуть рыло им

в то,

         кого судим,

         кого милуем, —

наш ответ:

нет!

Если

          просто

           попросят

         одолжения ради —

простите такого-то —

            дурак-дядя, —

всегда

ответ:

           да!

Керзон^*,

    Пуанкаре^*,

         и еще кто́ там?!

Каждый из вас

         пусть не поленится

и, прежде

       чем испускать зряшние ноты,

прочтет

    мое стихотвореньице.

[1923]

Воровский >*

Сегодня,

    пролетариат,

            гром голосов раскуй,

забудь

         о всепрощеньи-воске.

Приконченный

               фашистской шайкой воровско́й,

в последний раз

               Москвой

               пройдет Воровский^*.

Сколько не станет…

         Сколько не стало…

Скольких — в клочья…

             Скольких — в дым…

Где б ни сдали.

             Чья б ни сдала

Мы не сдали,

           мы не сдадим.

Сегодня

              гнев

          скругли

         в огромный

              бомбы мяч.

Сегодня

              голоса́

             размолний штычьим блеском.

В глазах

    в капиталистовых маячь.

Чертись

    по королевским занавескам.

Ответ

           в мильон шагов

            пошли

              на наглость нот^*.

Мильонную толпу

         у стен кремлевских вызмей.

Пусть

         смерть товарища

         сегодня

              подчеркнет

бессмертье

       дела коммунизма.

[1923]

Это значит вот что! >*

Что значит,

     что г-н Ке́рзон

разразился грозою нот?

Это значит —

           чтоб тише лез он,

крепи

           воздушный

        флот!

Что значит,

     что господин Фош^*

по Польше парады корчит?

Это значит —

     точится нож.

С неба смотри зорче!

Что значит,

     что фашистское тупорылье^*

осмелилось

     нашего тронуть?

Это значит —

     готовь крылья!

Крепи

           СССР оборону!

Что значит,

     что пни да кочки

всё еще

            по дороге к миру?

Это значит —

         красный летчик,

нашу

         силу

     в небе рекламируй!

Что значит,

     что стал

           груб

нынче

           голос

     пана?

Это значит —

          последний руб

гони

         на аэропланы!

Что значит,

     что фашист Амадори^*

разгалделся

     о нашей гибели?

Это значит —

         воздушное море

в пену

           пропеллерами

            выбели!

Небо в грозовых пятнах.

Это значит:

     во-первых

               и во-вторых,

в-третьих,

     в-четвертых

               и в-пятых, —

небо пропеллерами рыхль!

[1923]

Баку >*

Баку.

Город ветра.

Песок плюет в глаза.

Баку.

Город пожаров.

Полыхание Балахан^*.

Баку.

Листья — копоть.

Ветки — провода.

Баку.

Ручьи —

    чернила нефти.

Баку.

Плосковерхие дома.

Горбоносые люди.

Баку.

Никто не селится для веселья.

Баку.

Жирное пятно в пиджаке мира.

Баку.

Резервуар грязи,

        но к тебе

я тянусь

    любовью

        более —

чем притягивает дервиша Тибет,

Мекка — правоверного,

                   Иерусалим —

              христиан

                       на богомолье.

По тебе

    машинами вздыхают

миллиарды

         поршней и колес.

Поцелуют

        и опять

        целуют, не стихая,

маслом,

             нефтью,

                 тихо

             и взасос.

Воле города

           противостать не смея,

цепью сцепеневших тел

льнут

         к Баку

         покорно

           даже змеи

извивающихся цистерн.

Если в будущее

                крепко верится —

это оттого,

        что до краев

изливается

        столицам в сердце

черная

             бакинская

        густая кровь.

[1923]

Разве у вас не чешутся обе лопатки? >*

Если

   с неба

        радуга

             свешивается

или

   синее

        без единой заплатки —

неужели

   у вас

             не чешутся

обе

      лопатки?!

Неужели не хочется,

           чтоб из-под блуз,

где прежде

         горб был,

сбросив

   груз

            рубашек-обуз,

раскры́лилась

              пара крыл?!

Или

       ночь когда

                 в звездищах разно́чится

и Медведицы

        всякие

             лезут —

неужели не завидно?!

        Неужели не хочется?!

Хочется!

       до зарезу!

Тесно,

   а в небе

        простор —

             дыра!

Взлететь бы

            к богам в селения!

Предъявить бы

        Саваофу^*

             от ЦЖО^*

                   ордера̀

на выселение!

Калуга!

   Чего окопалась лугом?

Спишь

   в земной яме?

Тамбов!

      Калуга!

Ввысь!

   Воробьями!

Хорошо,

       если жениться собрался:

махнуть крылом —