Стихотворения 1906-1916 годов - [2]

Я стал поверенным луны.

В бреду, с прерывистым дыханьем,

Я все хотел узнать, до дна:

Каким таинственным страданьям

Царица в небе предана

И почему к столетним зданьям

Так нежно льнет, всегда одна…

Что на земле зовут преданьем, —

Мне все поведала луна.

В расшитых шелком покрывалах,

У окон сумрачных дворцов,

Я увидал цариц усталых,

В глазах чьих замер тихий зов.

Я увидал, как в старых сказках,

Мечи, венец и древний герб,

И в чьих-то детских, детских глазках

Тот свет, что льет волшебный серп.

О, сколько глаз из этих окон

Глядели вслед ему с тоской,

И скольких за собой увлек он

Туда, где радость и покой!

Я увидал монахинь бледных,

Земли отверженных детей,

И в их молитвах заповедных

Я уловил пожар страстей.

Я угадал в блужданьи взглядов:

— «Я жить хочу! На что мне Бог?»

И в складках траурных нарядов

К луне идущий, долгий вздох.

Скажи, луна, за что страдали

Они в плену своих светлиц?

Чему в угоду погибали

Рабыни с душами цариц,

Что из глухих опочивален

Рвались в зеленые поля?

— И был луны ответ печален

В стенах угрюмого Кремля.

Осень 1908. Москва

У ГРОБИКА

Екатерине Павловне Пешковой

Мама светло разукрасила гробик.

Дремлет малютка в воскресном наряде.

Больше не рвутся на лобик

Русые пряди;

Детской головки, видавшей так мало,

Круглая больше не давит гребенка…

Только о радостном знало

Сердце ребенка.

Век пятилетний так весело прожит:

Много проворные ручки шалили!

Грези, никто не тревожит,

Грези меж лилий…

Ищут цветы к ней поближе местечко,

(Тесно ей кажется в новой кровати).

Знают цветы: золотое сердечко

Было у Кати!

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО

Л. А. Т.

О, будь печальна, будь прекрасна,

Храни в душе осенний сад!

Пусть будет светел твой закат,

Ты над зарей была не властна.

Такой как ты нельзя обидеть:

Суровый звук — порвется нить!

Не нам судить, не нам винить…

Нельзя за тайну ненавидеть.

В стране несбывшихся гаданий

Живешь одна, от всех вдали.

За счастье жалкое земли

Ты не отдашь своих страданий.

Ведь нашей жизни вся отрада

К бокалу прошлого прильнуть.

Не знаем мы, где верный путь,

И не судить, а плакать надо.

ЭПИТАФИЯ

Л. А. Т.

НА ЗЕМЛЕ

— «Забилась в угол, глядишь упрямо…

Скажи, согласна? Мы ждем давно».

— «Ах, я не знаю. Оставьте, мама!

Оставьте, мама. Мне все равно!»

В ЗЕМЛЕ

— «Не тяжки ль вздохи усталой груди?

В могиле тесной всегда ль темно?»

— «Ах, я не знаю. Оставьте, люди!

Оставьте, люди! Мне все равно!»

НАД ЗЕМЛЕЙ

— «Добро любила ль, всем сердцем, страстно?

Зло — возмущало ль тебя оно?»

— «О Боже правый, со всем согласна!

Я так устала. Мне все равно!»

ДАМЕ С КАМЕЛИЯМИ

Все твой путь блестящей залой зла,

Маргарита, осуждают смело.

В чем вина твоя? Грешило тело!

Душу ты — невинной сберегла.

Одному, другому, всем равно,

Всем кивала ты с усмешкой зыбкой.

Этой горестной полуулыбкой

Ты оплакала себя давно.

Кто поймет? Рука поможет чья?

Всех одно пленяет без изъятья!

Вечно ждут раскрытые объятья,

Вечно ждут: «Я жажду! Будь моя!»

День и ночь признаний лживых яд…

День и ночь, и завтра вновь, и снова!

Говорил красноречивей слова

Темный взгляд твой, мученицы взгляд.

Все тесней проклятое кольцо,

Мстит судьба богине полусветской…

Нежный мальчик вдруг с улыбкой детской

Заглянул тебе, грустя, в лицо…

О любовь! Спасает мир — она!

В ней одной спасенье и защита.

Все в любви. Спи с миром, Маргарита…

Все в любви… Любила — спасена!

ЖЕРТВАМ ШКОЛЬНЫХ СУМЕРОК

Милые, ранние веточки,

Гордость и счастье земли,

Деточки, грустные деточки,

О, почему вы ушли?

Думы смущает заветные

Ваш неуслышанный стон.

Сколько-то листья газетные

Кроют безвестных имен!..

Губы, теперь онемелые,

Тихо шепнули: «Не то…»

Смерти довериться, смелые,

Что вас заставило, что?

Ужас ли дум неожиданных,

Душу зажегший вопрос,

Подвигов жажда ль невиданных,

Или предчувствие гроз, —

Спите в покое чарующем!

Смерть хороша — на заре!

Вспомним о вас на пирующем,

Бурно-могучем костре.

— Правы ли на смерть идущие?

Вечно ли будет темно?

Это узнают грядущие,

Нам это знать — не дано.

СЕРЕЖЕ

Ты не мог смирить тоску свою,

Победив наш смех, что ранит, жаля.

Догорев, как свечи у рояля,

Всех светлей проснулся ты в раю.

И сказал Христос, отец любви:

«По тебе внизу тоскует мама,

В ней душа грустней пустого храма,

Грустен мир. К себе ее зови».

С той поры, когда желтеет лес,

Вверх она, сквозь листьев позолоту,

Все глядит, как будто ищет что-то

В синеве темнеющих небес.

И когда осенние цветы

Льнут к земле, как детский взгляд без смеха.

С ярких губ срывается, как эхо,

Тихий стон: «Мой мальчик, это я!»

О, зови, зови сильней ее!

О земле, где все — одна тревога

И о том, как дивно быть у Бога,

Все скажи, — ведь дети знают все!

Понял ты, что жизнь иль смех, иль бред,

Ты ушел, сомнений не тревожа…

Ты ушел… Ты мудрый был, Сережа!

В мире грусть. У Бога грусти нет!

ДОРТУАР ВЕСНОЙ

Ане Ланиной

О весенние сны в дортуаре,

О блужданье в раздумье средь спящих,

Звук шагов, как нарочно, скрипящих,

И тоска, и мечты о пожаре.

Неспокойны уснувшие лица,

Газ заботливо кем-то убавлен,

Воздух прян и как будто отравлен,

Дортуар — как большая теплица.

Тихи вздохи. На призрачном свете

Все бледны. От тоски ль ожиданья,

Оттого ль, что солгали гаданья,

Но тревожны уснувшие дети.

Косы длинны, а руки так тонки!

Бред внезапный: «От вражеских пушек

Войско турок…» Недвижны иконки,

Что склонились над снегом подушек.

Кто-то плачет во сне, не упрямо…