Стихотворения 1883-1887 - [9]

Шрифт
Интервал

Словно путник из чуждых краев,

Я вернулся под родственный кров

Вечно милого, старого дома.

И лучи светозарного дня,

Чистоты целомудренной полны,

В мою грудь проникают, как волны,

Как поток голубого огня,

Чтоб ее с вышины безграничной

Целым морем сиянья облить,

Чтобы душу от пыли столичной

Мне струями лазури омыть.


1884

УСНИ

Уснуть бы мне навек, в траве, как в колыбели,

Как я ребенком спал в те солнечные дни,

   Когда в лучах полуденных звенели

      Веселых жаворонков трели

         И пели мне они:

            «Усни, усни!»


И крылья пестрых мух с причудливой окраской

На венчиках цветов дрожали, как огни.

   И шум дерев казался чудной сказкой.

      Мой сон лелея, с тихой лаской

         Баюкали они:

            «Усни, усни!»


И убегая вдаль, как волны золотые,

Давали мне приют в задумчивой тени,

   Под кущей верб, поля мои родные,

      Склонив колосья наливные,

         Шептали мне они:

            «Усни, усни!»


1884

НА ВЫСОТЕ

Как бриллиантовые скалы,

Возносит глетчер груды льдин —

Голубоватые кристаллы

Каких-то царственных руин.

И блещут — нестерпимо ярки —

Из цельной глыбы хрусталя

Зубцы, готические арки

И безграничные поля,

Где под июльскими лучами

Из гротов тающего льда

Грохочет мутными струями

Бледно-лазурная вода.

А там вдали, как великаны,

Утесы Шрекгорна встают

И одеваются в туманы,

И небо приступом берут.

И с чудной грацией повисли,

Янтарной дымкой обвиты,

Полувоздушные хребты,

Как недосказанные мысли,

Как золотистые цветы.


1885

Юнгфрау

В АЛЬПАХ

   Я никогда пред вечной красотою

Не жил, не чувствовал с такою полнотою.

Но все мне кажется, что я не на земле,

Что я перенесен на чуждую планету:

Я верить не могу такой прозрачной мгле,

     Такому розовому свету;

И верить я боюсь, чтоб снеговой обвал

   Так тяжело ревел и грохотал,

     Что эти пропасти так темны,

     Что эти груды диких скал

     Так подавляюще огромны;

Не верю, чтобы мог я видеть пред собой

     Такой простор необозримый,

Чтоб небо вспыхнуло за черною горой

        Серебряной зарей —

     Зарей луны еще незримой,

     Что в темно-синей вышине —

Такая музыка безмолвия ночного,

     И не доносится ко мне

        В глубокой тишине

   Ни шороха, ни голоса земного:

Как будто нет людей, и я совсем один,

Один — лицом к лицу с безвестными мирами,

В кругу таинственно мерцающих вершин,

Заброшен в небеса среди пустых равнин,

     Покрытых вечными снегами

     И льдами дремлющих лавин…

О, пусть такой красе не верю я, как чуду;

     Но что бы ни было со мной —

Нигде и никогда, ни перед чьей красой —

     Я этой ночи не забуду.


1885

Юнгфрау

ДАЛЬ

Я к берегу сошел: противны мне леса,

Где буйный пир весны томит меня тревогой,

Где душно от цветов, где жизни слишком много…

А здесь передо мной бездушная краса —

   Здесь только волны, тучи, небеса;

Их вечный полусон таинственно безмолвный

Баюкает мой мозг, недугом знойным полный,

И притупляет боль сознанья моего,

И если долго я гляжу на эти волны,

Где все — движенье, блеск и шум, но все — мертво,

Тогда в груди моей уж больше нет страданий,

      Надежд, любви, воспоминаний;

Я ничему не рад, мне ничего не жаль,

И весь я ухожу туда, в немую даль,

Что веет на меня знакомою печалью.

О как бы слиться нам, обняться крепче с ней,

Но так, чтоб эта даль могла остаться далью

Вблизи, вокруг меня, в глазах, в груди моей!


1885

ПОСЛЕ ГРОЗЫ

Минутная гроза умчалась далеко.

Меж туч, разорванных порывом краткой бури,

Мелькнула бирюза сверкающей лазури.

Все окна в комнате открыл я широко, —

И теплый аромат земли, дождем омытой,

С благоуханьем трав принес мне ветерок,

И к солнцу протянул свой бархатный цветок

Гелиотроп в саду, лучами весь облитый;

Залетный жук гудит и бьется о стекло.

Вспорхнула бабочка, — прозрачно и светло,

В отливе янтаря рубиновым узором

Два крылышка сквозят над влажной резедой…

А там, вдали — поля с их голубым простором,

И тянутся леса зубчатою стеной

На рубеже небес…

         И радуюсь безлюдью,

Пахучей свежестью дышу я полной грудью.

Но вот толпа детей сбежалась под окном,

Чтоб в лужу опустить кораблик из бумаги;

Звенят их голоса, полны живой отваги,

Звенят, как бы в ответ на дальний слабый гром, —

И смехом молодым, как музыкой веселой,

Победно заглушен раскат его тяжелый.


1885

«В путь, скорее в далекий, неведомый путь…»

В путь, скорее в далекий, неведомый путь!

Жаждет сердце мое беспредельной лазури.

И глаза, и лицо, и горячую грудь

Я открою навстречу несущейся бури.


Дальше, дальше!.. Пускай ураганом летят

Степи, волны, леса, города и селенья.

Все, что было мне мило, умчится назад,

Я забыться хочу в этом вихре движенья!


Дальше, дальше!.. В лучах заходящего дня

Широко предо мною мой путь золотится…

Ни вражда, ни любовь не удержат меня, —

Я лечу, я лечу, как свободная птица!


1886

«Пощады я молю! Не мучь меня, Весна…»

Пощады я молю! Не мучь меня, Весна,

Не подходи ко мне с болезненною лаской

И сердца не буди от мертвенного сна

Своей младенческой, но трогательной сказкой.


Ты видишь, как я слаб, — о сжалься надо мной!

Меня томит и жжет твой ветер благовонный.

Я дорого купил забвенье и покой, —

Оставь же их душе, страданьем утомленной…


Еще от автора Дмитрий Сергеевич Мережковский
Петр и Алексей

1715 год, Россия. По стране гуляют слухи о конце света и втором пришествии. Наиболее смелые и отчаянные проповедники утверждают, что государь Петр Алексеевич – сам Антихрист. Эта мысль все прочнее и прочнее проникает в сердца и души не только простого люда, но даже ближайшего окружения царя.Так кем же был Петр для России? Великим правителем, глядевшим далеко вперед и сумевшим заставить весь мир уважать свое государство, или великим разрушителем, врагом всего старого, истинного, тупым заморским топором подрубившим родные, исконно русские корни?Противоречивая личность Петра I предстает во всей своей силе и слабости на фоне его сложных взаимоотношений с сыном – царевичем Алексеем.


Юлиан Отступник

Трилогия «Христос и Антихрист» занимает в творчестве выдающегося русского писателя, историка и философа Д.С.Мережковского центральное место. В романах, героями которых стали бесспорно значительные исторические личности, автор выражает одну из главных своих идей: вечная борьба Христа и Антихриста обостряется в кульминационные моменты истории. Ареной этой борьбы, как и борьбы христианства и язычества, становятся души главных героев.


Символы. Песни и поэмы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Бремя власти

Тема власти – одна из самых животрепещущих и неисчерпаемых в истории России. Слепая любовь к царю-батюшке, обожествление правителя и в то же время непрерывные народные бунты, заговоры, самозванщина – это постоянное соединение несоединимого, волнующее литераторов, историков.В книге «Бремя власти» представлены два драматических периода русской истории: начало Смутного времени (правление Федора Ивановича, его смерть и воцарение Бориса Годунова) и период правления Павла I, его убийство и воцарение сына – Александра I.Авторы исторических эссе «Несть бо власть аще не от Бога» и «Искушение властью» отвечают на важные вопросы: что такое бремя власти? как оно давит на человека? как честно исполнять долг перед народом, получив власть в свои руки?Для широкого круга читателей.В книгу вошли произведения:А.


Юлиан-отступник (Смерть богов)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Наполеон

«… Показать лицо человека, дать заглянуть в душу его – такова цель всякого жизнеописания, „жизни героя“, по Плутарху.Наполеону, в этом смысле, не посчастливилось. Не то чтобы о нем писали мало – напротив, столько, как ни об одном человеке нашего времени. Кажется, уже сорок тысяч книг написано, а сколько еще будет? И нельзя сказать, чтобы без пользы. Мы знаем бесконечно много о войнах его, политике, дипломатии, законодательстве, администрации; об его министрах, маршалах, братьях, сестрах, женах, любовницах и даже кое-что о нем самом.