Стихотворения 1821 - [5]

Раскаялась моя шалунья,

Придворный тон ее пленил;

Ее всевышний осенил

Своей небесной благодатью

Она духовному занятью

Опасной жертвует игрой.

Не [удивляйся], милый мой,

Ее израельскому платью

Прости ей прежние грехи

И под заветною печатью

Прими [опасные] стихи.

ГЕНЕРАЛУ ПУЩИНУ.

В дыму, в крови, сквозь тучи стрел

Теперь твоя дорога;

Но ты предвидишь свой удел,

Грядущий наш Квирога!

И скоро, скоро смолкнет брань

Средь рабского народа,

Ты молоток возьмешь во длань

И воззовешь: свобода!

Хвалю тебя, о верный брат!

О каменщик почтенный!

О Кишенев, о темный град!

Ликуй, им просвещенный!

* * *

A son amant Eglé sans resistance

Avait cédé — mais lui pale et perclus

Se déménait — enfin n'en pouvant plus

Tout essouflé tira… sa révérance, —

"Monsieur, — Eglé d'un ton plein d'arrogance,

Parlez, Monsieur; pourquoi donc mon aspect

Vous glace-t-il? m'en direz vous la cause?

Est-ce dégoût?" — Mon dieu, c'est autre chose.

"Excès d'amour?" — Non, excès de respect.

ЭПИГРАММА

Лечись — иль быть тебе Панглосом,

Ты жертва вредной красоты

И то-то, братец, будешь с носом,

Когда без носа будешь ты.

* * *

J'al possédé maîtresse honnête,

Je la servais comme il [lui] [?] faut,

Mais je n'ai point tourné de tête, —

Je n'ai jamais visé si haut.

* * *

Умолкну скоро я!… Но если в день печали

Задумчивой игрой мне струны отвечали;

Но если юноши, внимая молча мне,

Дивились долгому любви моей мученью:

Но если ты сама, предавшись умиленью,

Печальные стихи твердила в тишине

И сердца моего язык любила страстный…

Но если я любим… позволь, о милый друг,

Позволь одушевить прощальный лиры звук

Заветным именем любовницы прекрасной!…

Когда меня навек обымет смертный сон,

Над урною моей промолви с умиленьем:

Он мною был любим, он мне был одолжен

И песен и любви последним вдохновеньем.

* * *

Мой друг, забыты мной следы минувших лет

И младости моей мятежное теченье.

Не спрашивай меня о том, чего уж нет,

Что было мне дано в печаль и в наслажденье,

      Что я любил, что изменило мне.

Пускай я радости вкушаю не в полне:

Но ты, невинная, ты рождена для счастья.

Беспечно верь ему, летучий миг лови:

Душа твоя жива для дружбы, для любви,

      Для поцелуев сладострастья:

Душа твоя чиста; унынье чуждо ей;

Светла, как ясный день, младенческая совесть.

К чему тебе внимать безумства и страстей

      Не занимательную повесть?

Она твой тихий ум невольно возмутит;

Ты слезы будешь лить, ты сердцем содрогнешься:

Доверчивой души беспечность улетит.

И ты моей любви… быть может ужаснешься.

Быть может, навсегда… Нет, милая моя,

Лишиться я боюсь последних наслаждений.

Не требуй от меня опасных откровений:

Сегодня я люблю, сегодня счастлив я.

ГРОБ ЮНОШИ.

…………………Сокрылся он,

Любви, забав питомец нежный;

Кругом его глубокой сон

И хлад могилы безмятежной…

Любил он игры наших дев,

Когда весной в тени дерев

Они кружились на свободе;

Но нынче в резвом хороводе

Не слышен уж его припев.

Давно ли старцы любовались

Его веселостью живой,

Полупечально улыбались

И говорили меж собой:

"И мы любили хороводы,

Блистали также в нас умы;

Но погоди: приспеют годы,

И будешь то, что ныне мы;

Как нам, о мира гость игривый,

Тебе постынет белый свет;

Теперь играй…" Но старцы живы,

А он увял во цвете лет,

И без него друзья пируют,

Других уж полюбить успев;

Уж редко, редко именуют

Его в беседе юных дев.

Из милых жен, его любивших,

Одна быть может слезы льет

И память радостей почивших

Привычной думою зовет…

К чему?…

            Над ясными водами

Гробницы мирною семьей

Под наклоненными крестами

Таятся в роще вековой.

Там, на краю большой дороги,

Где липа старая шумит,

Забыв сердечные тревоги,

Наш бедный юноша лежит…

Напрасно блещет луч денницы,

Иль ходит месяц средь небес,

И вкруг бесчувственной гробницы

Ручей журчит и шепчет лес:

Напрасно утром за малиной

К ручью красавица с корзиной

Идет и в холод ключевой

Пугливо ногу опускает:

Ничто его не вызывает

Из мирной сени гробовой…

* * *

Тадарашка в вас влюблен

И для ваших ножек,

Говорят, заводит он

Род каких-то дрожек.

Нам приходит не легко;

Как неосторожно!

Ох! на дрожках далеко

Вам уехать можно

НАПОЛЕОН.

Чудесный жребий совершился:

Угас великой человек.

В неволе мрачной закатился

Наполеона грозный век.

Исчез властитель осужденный,

Могучий баловень побед,

И для изгнанника вселенной

Уже потомство настает.

О ты, чьей памятью кровавой

Мир долго, долго будет полн,

Приосенен твоею славой,

Почий среди пустынных волн….

Великолепная могила!

Над урной, где твой прах лежит,

Народов ненависть почила,

И луч бессмертия горит.

Давно ль орлы твои летали

Над обесславленной землей?

Давно ли царства упадали

При громах силы роковой;

Послушны воле своенравной,

Бедой шумели знамена,

И налагал ярем державный

Ты на земные племена?

Когда надеждой озаренный

От рабства пробудился мир,

И галл десницей разъяренной

Низвергнул ветхий свой кумир;

Когда на площади мятежной

Во прахе царский труп лежал,

И день великий, неизбежный

Свободы яркий день вставал

Тогда в волненьи бурь народных

Предвидя чудный свой удел,

В его надеждах благородных

Ты человечество презрел.

В свое погибельное счастье

Ты дерзкой веровал душой,

Тебя пленяло самовластье

Разочарованной красой.

И обновленного народа

Ты буйность юную смирил,

Новорожденная свобода,

Вдруг онемев, лишилась сил;

Среди рабов до упоенья