Стихотворения 1821 - [2]

На суше, на морях, во храме, под шатрами,

За потаенными замками,

На ложе сна, в семье родной.

Шумит под Кесарем заветный Рубикон,

Державный Рим упал, главой поник Закон:

Но Брут восстал вольнолюбивый:

Ты Кесаря сразил — и мертв объемлет он

Помпея мрамор горделивый.

Исчадье мятежей подъемлет злобный крик:

Презренный, мрачный и кровавый,

Над трупом Вольности безглавой

Палач уродливый возник.

Апостол гибели, усталому Аиду

Перстом он жертвы назначал,

Но вышний суд ему послал

Тебя и деву Эвмениду.

О юный праведник, избранник роковой,

О Занд, твой век угас на плахе;

Но добродетели святой

Остался глас в казненном прахе.

В твоей Германии ты вечной тенью стал,

Грозя бедой преступной силе

И на торжественной могиле

Горит без надписи кинжал.

* * *

Всё так же [ль] осеняют своды

[Сей храм] [Парнасских] трех цариц?

Всё те же ль клики юных жриц?

Всё те же [ль] вьются хороводы?…

Ужель умолк волшебный глас

Семеновой, сей чудной Музы?

Ужель, навек оставя нас,

Она расторгла с Фебом узы,

И славы русской луч угас?

Не верю! вновь она восстанет.

Ей вновь готова дань сердец,

Пред нами долго не [увянет]

Ее торжественный венец.

И для нее любовник [?] славы,

Наперсник важных Аонид [?],

Младой Катенин воскресит

Эсхила гений величавый

И ей [порфиру] возвратит.

* * *

Я не люблю твоей Кори[ны],

Скучны [?] любезности [?] картины.

В ней только слезы да печаль

[И] фразы госпожи де Сталь.

Милее мне жив[ая] [?] м[ладость] [?],

Рассудок с сердцем пополам,

Приятной [?] лести жар [?] и сладость [?],

И смелость едких эпиграм,

Веселость шуток и рассказов,

Воображенье, ум и вкус.

И для того, мой Б[езобразов] [?], К тебе

* * *

"Хоть впрочем он поэт изрядный,

Эмилий человек пустой". —

"Да ты чем полон, шут нарядный?

А, понимаю: сам собой:

Ты полон дряни, милый мой!"

[В. Л. ДАВЫДОВУ]

Меж тем как генерал Орлов

Обритый рекрут Гименея

Священной страстью пламенея,

Под меру подойти готов;

Меж тем как ты, проказник умный,

Проводишь ночь в беседе шумной,

И за бутылками Аи

Сидят Раевские мои

Когда везде весна младая

С улыбкой распустила грязь,

И с горя на брегах Дуная

Бунтует наш безрукой князь…

Тебя, Раевских и Орлова,

И память Каменки любя

Хочу сказать тебе два слова

Про Кишинев и про себя.

На этих днях, [среди] собора,

Митрополит, седой обжора,

Перед обедом невзначай

Велел жить долго всей России

И с сыном Птички и Марии

Пошел христосоваться в рай…

Я стал умен, [я] лицемерю

Пощусь, молюсь и твердо верю,

Что бог простит мои грехи,

Как государь мои стихи.

Говеет Инзов, и намедни

Я променял парна[сски] бредни

И лиру, грешный дар судьбы,

На часослов и на обедни,

Да на сушеные грибы.

Однакож гордый мой рассудок

Мое раска[янье] бранит,

А мой ненабожный желудок

"Помилуй, братец[?], - говорит, —

Еще когда бы кровь Христова

Была хоть, например, лафит…

Иль кло-д-вужо, тогда б ни слова,

А то — подумай, как смешно!

С водой молдавское вино".

Но я молюсь — и воздыхаю…

Крещусь, не внемлю Сатане…

А всё невольно вспоминаю,

Давыдов, о твоем вине…

Вот эвхаристия [другая],

Когда и ты, и милый брат,

Перед камином надевая

Демократической халат,

Спасенья чашу наполняли

Беспенной, мерзлою струей,

И за здоровье тех и той

До дна, до капли выпивали!..

Но те в Неаполе шалят,

А та едва ли там воскреснет…

Народы тишины хотят,

И долго их ярем не треснет.

Ужель надежды луч исчез?

Но нет! — мы счастьем насладимся,

Кровавой чаш[ей] причастимся

И я скажу: Христос воскрес.

ДЕВА.

Я говорил тебе: страшися девы милой!

Я знал, она сердца влечет невольной силой.

Неосторожный друг! я знал, нельзя при ней

Иную замечать, иных искать очей.

Надежду потеряв, забыв измены сладость,

Пылает близ нее задумчивая младость;

Любимцы счастия, наперсники Судьбы

Смиренно ей несут влюбленные мольбы;

Но дева гордая их чувства ненавидит

И очи опустив не внемлет и не видит.

КАТЕНИНУ.

Кто мне пришлет ее портрет,

Черты волшебницы прекрасной

Талантов обожатель страстный,

Я прежде был ее поэт.

С досады, может быть, неправой:

Когда одна в дыму кадил

Красавица блистала славой,

Я свистом гимны заглушил.

Погибни злобы миг единый,

Погибни лиры ложный звук:

Она виновна, милый друг,

Пред Селименой и Моиной.

Так легкомысленной душой,

О боги! смертный вас поносит:

Но вскоре трепетной рукой

Вам жертвы новые приносит.

К МОЕЙ ЧЕРНИЛЬНИЦЕ.

Подруга думы праздной,

Чернильница моя;

Мой век разнообразный

Тобой украсил я.

Как часто друг веселья

С тобою забывал

Условный час похмелья

И праздничный бокал:

Под сенью хаты скромной,

В часы печали томной,

Была ты предо мной

С лампадой и Мечтой.

В минуты вдохновенья

К тебе я прибегал

И Музу призывал

На пир воображенья.

Прозрачный, легкой дым

Носился над тобою,

И с трепетом живым

В нем быстрой чередою []

Сокровища мои

На дне твоем таятся.

Тебя я посвятил

Занятиям досуга

И с Ленью примирил:

Она твоя подруга.

С тобой успех узнал

Отшельник неизвестный…

Заветный твой кристал

Хранит огонь небесный;

И под вечер, когда

Перо по книжке бродит,

Без вялого труда

Оно в тебе находит

Концы моих стихов

И верность выраженья;

То звуков или слов

Нежданное стеченье,

То едкой шутки соль,

То Правды слог суровый,

То странность рифмы новой,

Неслыханной дотоль.

С глупцов сорвав одежду,

Я весело клеймил

Зоила и невежду

Пятном твоих чернил…

Но их не разводил

Ни тайной злости пеной,

Ни ядом клеветы.

И сердца простоты

Ни лестью, ни изменой