Стихотворения 1813-1820 - [50]

Пастушка моя?

Вдали усмотрела,—

Спешит пастушок;

Нога ослабела,

Скользит башмачок.

И ветвь затрещала —

Беда, смерть грозит!

Пастушка упала,

Но, ах, какой вид.

Сучок преломленный

За платье задел;

Пастух удивленный

Всю прелесть узрел.

Среди двух прелестных

Белей снегу ног,

На сгибах чудесных

Пастух то зреть мог,

Что скрыто до время

У всех милых дам,

За что из эдема

Был изгнан Адам.

Пастушку несчастну

С сучка тихо снял

И грудь свою страстну

К красотке прижал.

Вся кровь закипела

В двух пылких сердцах,

Любовь прилетела

На быстрых крылах.

Утеха страданий

Двух юных сердец,

В любви ожиданий

Супругам венец.

Прельщенный красою.

Младой пастушок

Горячей рукою

Коснулся до ног.

И вмиг зарезвился

Амур в их ногах;

Пастух очутился

На полных грудях.

И вишню румяну

В соку раздавил,

И соком багряным

Траву окропил.

Завещание Кюхельбекера >*

Друзья, простите! Завещаю

Вам всё, чем рад и чем богат;

Обиды, песни — всё прощаю.

А мне пускай долги простят.

На женитьбу генерала Н.М. Сипягина >*

Убор супружеский пристало

Герою с лаврами носить,

Но, по несчастью, так их мало,

Что нечем даже плешь прикрыть.

На Аракчеева («В столице он — капрал…») >*

В столице он — капрал, в Чугуеве — Нерон:

Кинжала Зандова везде достоин он.

«За ужином объелся я…» >*

За ужином объелся я,

А Яков запер дверь оплошно

Так было мне, мои друзья,

И кюхельбекерно и тошно.

«Мы добрых граждан позабавим…» >*

Мы добрых граждан позабавим

И у позорного столпа

Кишкой последнего попа

Последнего царя удавим.

Наденьке >*

С тобой приятно уделить

Часок, два, три уединенью:

Один желаньям посвятить,

А два последних наслажденью.

«Она тогда ко мне придет…» >*

Она тогда ко мне придет,

Когда весь мир угомонится,

Когда всё доброе ложится

И всё недоброе встает.

Про себя >*

Великим быть желаю,

Люблю России честь,

Я много обещаю —

Исполню ли? Бог весть!

К портрету Молоствова >*

Не большой он русский барин.

Дураком он не был ввек,

Он татарин, он татарин,

А не русский человек.

«Всегда так будет, как бывало…» >*

Всегда так будет, как бывало:

Таков издревле белый свет:

Ученых много — умных мало,

Знакомых тьма — а друга нет!

На К. Дембровского >*

Когда смотрюсь я в зеркала,

То вижу, кажется, Эзопа,

Но стань Дембровский у стекла,

Так вдруг покажется там….

На Гнедича («С тобою в спор я не вступаю…») >*

  С тобою в спор я не вступаю,

Что жесткое в стихах твоих встречаю;

    Я руку наложил,

    Погладил — занозил.

Из ранних редакций

К другу стихотворцу >*

После стиха «Их жизнь — ряд горестей, гремяща слава — сон» в рукописи:

«Постойте, — скажешь ты, — ведь я не однодворец;

Могу я быть богат, хотя я стихотворец».

Согласен — будь богат и ты, как тот поэт[13],

Который, именем наполнив целый свет,

Развратной прозою, опасными стихами

Успешно торговал с голландскими купцами,

Но разве бедность лишь заставит слезы лить?

Иль зависть богача не смеет уязвить?

Что, если, воружась шипящей клеветою,

Всечасно ползая повсюду за тобою,

Наполнит горечью всю чашу бытия,

Покроет мраком жизнь и ввергнет в гроб тебя?

Пирующие студенты

В первоначальной редакции после стиха «Завидовать студентам» следовало:

Виват, наш дружеский союз!

  Виват, виват, студенты!

Ненадобны питомцу муз

  Ни золото, ни ленты;

Пускай с профессором седым

  Я в сутки час зеваю;

Зато с бокалом круговым

  Весь век не унываю.

Виват, веселья бог младой,

  Семелы сын румяный!

Виват и пестун твой седой!

  Виват… и всякий пьяный!

После стиха «И пить давайте снова!..»:

Друзья! приятен звон струны

  Средь радостной пирушки,

Где, влагой пенистой полны,

  Стучат веселья кружки.

К Батюшкову >*

После стиха «Пера достойных твоего!» в рукописи:

Скажи по милости Графону^*,

Ползком ползущу к Геликону,

Чтоб перестал писать, писать

И бедных нас морить со скуки.

Скажи ему, что наши внуки

Не станут вздор его читать.

Всё, всё позволено поэту:

Скажи всему, коль хочешь, свету,

Что Висковатов^* невпопад,

Уродов выставя на сцену,

Визжать заставил Мельпомену;

Что Клит^* был добрый человек,

Тихонько проводил свой век,

Своим домком спокойно правил

И жил без горя, без забот,

Покамест не печатал од,

Где здравый смысл вверх дном поставил,

Где вы навидитесь всего,

Где все чудовища геенны —

На жертву агнцы обреченны:

Где нет лишь смысла одного;

Что с горя ныне иссыхает;

Что неуклюжий славянин^*,

Изменник ревностных дружин,

Варяжски песни затевает

Теперь на дудочке простой

И слогом древности седой

В деревню братьев приглашает.

Сошел с ума — и в пастухи!

Вот каково писать стихи!

Воспоминания в царском селе

В лицейской редакции после стиха «Плывет в сребристых облаках»:

    Плывет — и бледными лучами

    Предметы осветила вкруг.

Аллеи древних лип открылись пред очами,

    Проглянули и холм и луг;

Здесь, вижу, с тополом сплелась младая ива

И отразилася в кристалле зыбких вод;

Царицей средь полей лилея горделива

    В роскошной красоте цветет.

После стиха «И благотворный мир земле»:

    Достойный внук Екатерины!

    Почто небесных аонид,

Как наших дней певец, славянской бард дружины,

    Мой дух восторгом не горит?

О, если б Аполлон пиитов дар чудесный

Влиял мне ныне в грудь! Тобою восхищен,

На лире б возгремел гармонией небесной

    И воссиял во тьме времен.

К Наташе

Первоначально в стихотворении была еще одна строфа, заключительная:

Ах, Наташа, помни вечно

Нежности, любви закон:

Если радостью сердечной